Тамплиеры в бою

Рисунок на карте Иерусалима. Ок. 1170. Королевская национальная библиотека Нидерландов, Гаага. Фото репродукции

Когда во время сражения невозможно было подавать команды в полный голос, то в тишине все следовали за знаменем. Орден был там, где знамя, за знаменем были тамплиеры. Частные инициативы были запрещены. Всякий раз, когда кто-то хотел сделать что-то личное, ему следовало просить разрешения, даже на то, чтобы посетить храм Гроба Господня. Вечером тамплиерам не разрешалось выходить поодиночке. Они должны были просить разрешения, чтобы вооружиться или снять оружие. Они не могли снять доспехи или надеть их, не получив соответствующего приказа. Как мы видим, дисциплина была действительно строжайшая. Охота тоже была запрещена, но если вдруг пришлось бы встретиться с диким львом, они имели право защищаться. Было запрещено щегольство в одежде, не позволялись никакие украшения.

Они не могли ссылаться на свое прошлое, не могли рассказывать о том, что с ними когда-то случилось. Все, что было в прошлом, до того как они стали рыцарями ордена Храма, подвергалось забвению. Если в прошлом было что-то хорошее – тем лучше для них. Если было что-то плохое – тоже было лучше для них, потому что не нужно было об этом говорить.

Они всегда должны были быть готовы вступить в бой с неверными, даже когда силы врага превосходили их втрое. Если же тамплиеру бросал вызов христианин, то он мог принять бой только после троекратного повторения нападения. Вступив в борьбу, отступать они не могли. Если их брали в плен, то они должны были понимать, что никто и никогда не заплатит за них выкуп. Тамплиер не мог оплачиваться деньгами, он был либо жив, либо мертв. Иного просто не существовало.

Несмотря на все различия задач внутри ордена, несмотря на огромное количество самых разных внешних задач, которые они выполняли, несмотря на различие в характере ордена на Востоке и на Западе (на Востоке это было сражающееся воинство, а на Западе – мирная сила, посвятившая себя развитию цивилизации), – несмотря на это всегда обращает на себя внимание нерушимое единство, которое сохранялось до самого последнего момента. И это вызывает множество вопросов. Каким образом при таких возможностях распространиться, рассредоточиться, разъединиться все же поддерживается единство? Была ли какая-то внутренняя сила, неведомая нам, что делала дух ордена сильным и неколебимым на протяжении всего времени его существования? Можно ли говорить о Великом магистре – но не о том, кто появлялся в своем плаще, с крестом и жезлом, а о каком-то другом, тайном Магистре, связанным с тайным орденом и, возможно, возглавлявшим внутреннюю Коллегию Посвященных, которая и правила орденом? Все это возможно. И мы говорим «возможно», поскольку речь идет об эзотерических элементах, которые находятся вне досягаемости исследования или изучения и которые можно лишь предполагать: «возможно»… Это возможно потому, что некоторые принципы, некоторые ситуации трудно до конца постичь, если не представить себе нечто подобное.

Когда монах – не воин, а монах – начинал свое ученичество, он должен был пройти ряд испытаний, и это были совершенно определенные испытания. Не указывалась лишь их продолжительность. А это подозрительно. В любом обычном ордене существует определенный испытательный срок: два года, пять, десять… – столько, сколько установит орден. Но у тамплиеров было не так. Было так, как скажет Магистр. Как нет двух одинаковых людей, так нет и двух испытательных сроков, что длятся одинаковое время. Это говорит нам об иных критериях, согласно которым человек мог быть допущен к знаниям. Возможно, существовали разные способы инициации.

И пора задаться, наконец, вопросом: если в ордене не было внутреннего течения, если не было внутренней миссии, о которой мы говорили, если не было иной силы, тогда кто же внушил тамплиерам столь необычайную идею – соединить, как в древности, монахов и воинов, снова превратить их в единое целое? Ведь в то время ничего подобного не существовало.

Вопросов остается еще много. И именно в этом, я думаю, очарование тамплиеров. В том, что мы можем говорить о них на основании того немногого, что о них знаем, и в том, что они оставили нам столько советов, столько открытых дверей, чтобы мы размышляли наедине с собой о том, чего не знаем, но хотели бы знать.

Тамплиерский замок Алмоурол

Португалия

Кто чаще всего становится объектом зависти, кто более других остается непонятым – тот, кто терпит неудачу или кто достигает успеха? Да, те, кто добиваются успеха, имеют удивительную способность наживать себе врагов. И чем больше победа, тем больше врагов, а чем быстрее одерживается она, чем она громче, тем более необходимо уязвить, ранить, оскорбить тех, кто, в свою очередь, уязвляет, ранит и раздражает нас одним лишь тем, что на наших глазах растет. Есть очень простой способ уязвить – слухи, лукавое злословие, когда никто на самом деле ни о чем ясно не говорит, но при этом все принижает и опошляет. Это в значительной степени произошло и с тамплиерами.

В многочисленных книгах часто можно встретить такие комментарии: «Вначале в росте их богатств не было ничего необычного, но по мере его дальнейшего увеличения это уже начало привлекать внимание». Ясно, что стало привлекать внимание. Естественно, что с самого рождения ордена неизбежно возникали вопросы: «Послушайте, да что происходит с этими людьми?» Другие задавались вопросами уже куда более прямыми: «Как это возможно, что орден, одним из основополагающих принципов которого провозглашен обет бедности, дает начало экономическому процветанию небывалого масштаба?» А вот это, может быть, и есть самый интересный вопрос.

Нам следует иметь в виду, что сегодня редко встретишь какие-то затеи, дела, предприятия, где люди ставят себе цели на длительный срок. Мы больше привыкли всему, что делаем, давать радиус действия весьма ограниченный: мы рассуждаем в категориях сегодняшнего дня, ближайшего месяца, в лучшем случае – будущего года. Задумывать что-то надолго вперед – это обычно нас пугает. Сложно нам так размышлять и об идеалах, о воплощении которых можно было бы сказать: «Я этого не увижу, но те, кто придут после меня, соберут плоды того, что я сею сегодня». Да, наша реальность такова, но у тамплиеров было по-другому, и очень возможно, что цели, которые они для себя ставили, были рассчитаны на долгую перспективу и нуждались в значительных средствах.

Мы можем задаться другим вопросом: если цели эти были духовного порядка, если они были связаны с эволюцией человека, с возможностью установить между людьми подлинное сосуществование, создать более высокие формы жизни – к чему тогда столь явно и настойчиво опираться на землю? К чему такая нужда в средствах экономического развития?