— Так, — тяжело вздохнув, встал со своего места Верещагин, — чего мы еще не знаем?

Вопрос был адресован Кольскому. С самого начала брифинга штурман внимательно следил за капитаном и пришел к выводу, что на докладе Павленко сюрпризы не закончились.

— Дмитрий Фролович, — тихо произнес капитан, обращаясь в пустоту — на Павленко он сейчас не смотрел, — расскажите им.

— Этот шар… — продолжил Павленко, кивнув на голограмму, — очевидно, что это какой-то инопланетный прибор. Вероятнее всего, именно он генерировал то гравитационное поле, что остановило и нас, и «Ксинь Джи».

— Для меня очевидно, — решил высказаться связист Володин, — что это не прибор, а инопланетный корабль. Тот самый, о котором нас предупреждали с Земли. Правда, они ошиблись в расчетах, этот шарик много меньше того, что мы ожидали тут увидеть.

— Они не ошиблись, — спокойно ответил Павленко. — Инопланетный корабль действительно был, и поверьте, он действительно огромен.

— Да? И куда же делся пятидесятикилометровый инопланетный звездолет? — саркастично спросил Серов. — Испарился?

— Провалился в пустоту, если точнее, — все так же флегматично ответил Павленко. На мостике на минуту воцарилась тишина. Первым из легкого ступора отошел Володин.

— Что значит «провалился в пустоту»? Откуда вам это вообще известно?

— Я видел это своими глазами, Евгений Павлович, — Павленко не хотелось открывать сослуживцам всей правды, но иначе они бы ему не поверили, поэтому он тяжело вздохнул и продолжил. — Той ночью, когда на «Прорыве» происходили известные всем события, я проявил слабость.

— Слабость? — удивился Серов. — О чем вы?

— Я знаю, что нарушил положения устава и РБЖ. Как и все на крейсере, я подвергся психологическому давлению. В какой-то момент я поддался своим внутренним демонам…

— Довольно поэтичное сравнение… — тихо буркнул под нос Верещагин, так чтобы было слышно его другу Володину. Оба хмыкнули. Павленко на колкость не обратил внимания и продолжил.

— … я не был на своем боевом посту, господа.

— Где же вы были? — спросил Кольский.

— Я был в каюте научного руководителя Касаткиной.

На лице капитана непроизвольно проскользнул тик, уголок его рта чуть заметно дернулся, и он поспешил прикрыть лицо рукой, дабы не выдать своей заинтересованности.

— И что же вы там делали, позвольте узнать? — спросил Кольский, буравя подчиненного взглядом.

— Я не знаю, командир, — признался Павленко. — Я помню то мгновение, когда осознал себя стоящим перед ее каютой. Я не помню, как оказался в той части корабля, не помню, как покинул реакторный отсек. Помню лишь то, что увидел.

— Что же вы увидели, Дмитрий Фролович?

Как ни старался сейчас Кольский придать безразличие своему голосу, это ему не удалось. Все без исключения заметили в вопросе живейшую заинтересованность капитана. Естественно, у всех еще свежи были в памяти воспоминания о недавнем странном поведении Кольского. Все прекрасно помнили, что именно после общения с Касаткиной командир окончательно потерял рассудок. Не мог не помнить об этом и Павленко. Он прекрасно понимал, что у капитана определенный интерес к их научнику, именно поэтому она на него так влияла. Воздействие на его рассудок шара было лишь спусковым крючком. Однако деваться было некуда, о произошедших в ту ночь событиях нужно было рассказать самому — дожидаться жалобы со стороны Варвары Касаткиной было не лучшей идеей.

— Сперва я услышал шум, словно в каюте кто-то борется, затем я услышал хрип… нет, — он напряг память и даже прикрыл глаза, — это был даже не хрип, а сипение, словно кто-то задыхается. Я вошел в каюту и увидел, как какой-то матрос пытается задушить Варвару Сергеевну. Она уже была почти раздета, как, впрочем, и тот матрос, — на лице Кольского заиграли желваки, свободная рука под столом самопроизвольно сжалась в кулак, костяшки пальцев побелели. Павленко продолжал свой рассказ. — Очевидно, тот матрос пытался совершить над девушкой насилие. Я помешал этому. Завязалась короткая драка. Матроса я вышвырнул из каюты. Куда он делся после, я не знаю.

— Вы сможете опознать этого матроса? — тихо спросил Серов.

Павленко покачал головой.

— Не уверен. Я до сих пор помню те события лишь частично, приходится буквально выжимать эти воспоминания из сознания. Возможно, его сможет опознать Варвара Сергеевна, или мы могли бы посмотреть на камеры в коридоре жилого отсека.

— Что было дальше? — тихо спросил капитан.

— Я, кажется, посоветовал научному руководителю Касаткиной запереться, а сам направился в смотровую рубку.

— Куда? — удивился Верещагин. — Не на свой боевой пост?

— Я не отдавал себе отчета, — Павленко опустил голову. Он прекрасно понимал, что сейчас сознается перед капитаном и всем офицерским составом в грубейшем нарушении устава. — Я испугался того, что могут натворить люди в моем отделении. Я решил, что корабль уже обречен и что смотровая площадка будет наиболее безопасным местом в эту ночь.

— Но и там были вахтенные матросы, — возразил Володин. — Их вы не боялись?

— Я освободил их от дежурства и велел разойтись по каютам…

— Куда они не дошли, между прочим, — вставил Серов. — Двоих впередсмотрящих обнаружили истекающими кровью на камбузе. Неясно, что они там делали, но было установлено, что между ними и коком произошла поножовщина.

Арес закусил губу, пытаясь уловить нить рассказа Павленко:

— Дмитрий Фролович, я не понимаю, к чему вся эта обстоятельная исповедь? Вы могли промолчать, и никто не узнал бы о вашем грешке.

— В свете того, что мы потеряли оба реактора, — сурово сказал Володин, — этот проступок уже нельзя называть простым грешком. Павленко отвечает за всю энергосистему корабля. В ту роковую ночь он позволил себе отсутствовать на своем боевом посту, а сейчас он заявляет нам, что не знает, что именно произошло с реакторами.

— Эта слабость может нам всем дорого обойтись, — согласился с мнением друга Верещагин. — Думаю, имеет смысл арестовать кап-три Павленко до выяснения всех обстоятельств.

— Нет, это все понятно! — воскликнул Серов. — Но мне все же интересно узнать, чем завершилась вылазка нашего главного энергетика в смотровую рубку.

— Я видел его, — Павленко поднял глаза на Серова, перевел взгляд на капитана и повторил. — Шар, то есть инопланетный крейсер. Я видел его. Он существует!

— Вот этот шар вы видели? — осторожно поинтересовался командир БЧ-6 Иванов, указывая на голограмму.