Стреляли и по окнам барака. Настораживало, что каждый раз побои становились все более жестокими и кровавыми.

И тут Великое Солнце решил… любовью преломить ненависть. Он посовещался с черными… Те в гражданской одежде несколько раз отправлялись в сельмаг, закупали водку, несмотря на строжайший запрет употребления спиртного в колонии.

Когда снова внезапно нагрянули ночные бандиты, Солнце впервые осмелился показаться, подошел к окну, откинул штору.

– Люди! – проревел его зычный голос.

От неожиданности все замерли и обернулись.

– Добротой и любовью мы соединим наши сердца! – громко произнес Минаев.

Прежде чем нападавшие успели броситься на приступ барака, Солнце рявкнул:

– Два ящика водки! Налетай, братва!

Черные, открыв двери барака, выставили наружу два пластмассовых ящика с настоящими бутылками самой обыкновенной водки! Сами мгновенно спрятались.

Бандиты, от радости не веря собственным глазам, побросали оружие и кинулись на водку!

– А закусь где? – погрозили кулаком говорящей голове.

– Пусть эта крепкая водка укрепит вашу веру в справедливость и любовь! – проповедовал Солнце сверху вниз. – Люди, дайте им еды, сколько им нужно!

И те, кого бандиты только что избивали, с поклонами принесли и отдали хлеб, огурцы, лук…

– Ваши суровые сердца заслужили покой и любовь! – грохотал Солнце. – Успокойтесь, смотрите на мир сквозь сладкие слезы любви!

Бандиты скалились, чокались бутылками, сосали водку из горла.

За их спинами стояли присмиревшие белые… с железными арматурными прутьями.

– Водка их расслабит, – шептались они, – и в уши войдут слова, в сердце вольется мудрость нашего Великого Солнца!

Двух ящиков не хватило, чтоб свалить агрессоров с ног, но пыл заметно поубавился.

Колонисты собрались с силами. Женщины успели спрятаться. Мужики вооружились…

– Хорошо, но мало, – сочно отрыгнув, заявил предводитель местных. – Завтра приготовьте три ящика. Нас будет больше. А ты, – он снова погрозил кулаком наверх, – заткнись! Жопа говорящая!

Пьяные заржали, кто-то бросил пустую бутылку в окно – промахнулся. Грохнуло рядом, осколки полетели на головы бандитов.

– Местный налог! – снова крикнул атаман бандитов. – Три ящика водки! Каждый день! И нам хорошо, и вам спокойно. Только без всякой там… агитации! Нам опиум для народа не нужен! Ясно?

– Мы хлопцы простые! – заорали в пьяной толпе. – Ежели чего, пожжем прямо в бараке! Нам не привыкать! Тут до вас всех жгли! И будем жечь! Наши барина сожгли и коммуняцкую красножопую сволочь жгли! И новых богатеев! И старых…

– Делайте, как мы говорим! – Предводитель махнул рукой. – По коням, хлопцы!

Все заорали, загорланили лихие частушки…

Белые расступились, давая им проход к мотоциклам.

Взревели моторы – нападавшие умчались.

– Все будет хорошо, – пророкотал Солнце, опуская штору. – Больше они не приедут…

Но он ошибся. В одной пустяковой мелочи…

Через неделю приехал заикающийся чахлый парнишка на мотоцикле.

– На вас скоро… милиция наедет! – заорал он. – Все бутылки проверим, из которых вы наших хлопцев потравили!

На втором этаже распахнулась штора, на черноте бархата засветилась голова Солнца.

– Что с ними случилось? – трагическим басом спросил он. – Их арестовали за нападения на мирных… поселян и за массовые изнасилования?

– Сам знаешь, говорящая жопа! – истерически визжал пацан. – Похоронили их! Поп отпел в церкви! Вот! – Пацан для верности перекрестился. – На вас, басурман… Мы всем миром пойдем! Всех перестреляем!

Он не глушил мотор и стоял, вывернув руль в сторону, чтоб смотаться в любую секунду.

– Разве все они умерли? – спросил, кротко улыбаясь, Великое Солнце.

– Нет, – всхлипнул пацан на мотоцикле. – Почти все… Осталось человек семь… Я сейчас посчитаю…

– Вот видишь, – сказал ему Солнце приятно рокочущим голосом, – если бы это, как ты говоришь, было отравление, то умерли бы все… Разве не так?

– Так…

– Почему же не умерли те семеро?..

– Восемь, – поправил плачущий пацан. – Я себя не посчитал.

– Это хорошо, что не посчитал, – мрачно рыкнул Солнце. – Угостите гостя!

За спиной пацана появились черные.

Они стремительным ударом сбили его с мотоцикла, вырвали вверх и утащили, мотоцикл упал, колесо завертелось с грохотом.

Кто-то из белых подскочил, ударил ломом – движок заглох…

– Не надо! – завопил пацан, когда его за руки потащили к дверям барака и, будто распяв, прижали к дощатой стене. – Мы к вам не будем ездить! Нас уже мало осталось! Всего восемь пацанов на все село!

– Налейте ему! – приказал Солнце.

На глазах у всех один из черных распечатал бутылку.

– Он из горла привык хлебать! – крикнул наверх и приказал черному товарищу: – Подержи ему рот, чтобы я мог влить.

– Не надо, – зарыдал пацан в голос. – У меня отца нету… Я один у мамки… Меня даже в армию не взяли… Пожалейте…

– А ты кого-нибудь пожалел? – спросил Солнце. – Пусть кто-нибудь скажет, что ты его пожалел. Если хоть одна душа найдется, которая могла бы заступиться за тебя… тогда ты вернешься трезвым. К своей глупой мамке…

– Она не глупая… Она учительница, – жалобно всхлипнул пацан.

– Что же не смогла тебя воспитать? – грозно обвинил Солнце. – Дерьмо!

Белые столпились вокруг пацана…

– Все в руках нашего владыки, в руках Великого Солнца, согревающего вселенную! – провозгласил Солнце. – Если никто не скажет о тебе доброго слова, ты выпьешь, а там… уж как получится. Ты знаешь сам, что не каждому уготована быстрая и легкая смерть…

– Они поносом изошли, – сопли текли по губам пацана, – кровью дристали. Только на четвертый день… отдали душу… Врачи приезжали, думали, что эпидемия… Холеры или тифа…

– Дизентерия, – уточнил Солнце. – Картина ясная. Вы же рук не моете. Вот вам и заповедь первая – мойте руки перед едой!

– Можно я слово скажу? – В первые ряды зрителей протиснулась пожилая женщина.

– Говори, – милостиво разрешил Солнце, – только не ври. Твои слова должны подтвердить люди. Если ты хочешь ложью спасти преступника, то… Тебя ждет такая же кара…

Женщина испуганно отступила.

– Больше нет желающих выступить? – Солнце закрыл штору. – Приступайте!

Один из черных широким ножом разжал зубы упирающегося пацана, другой, уцепившись за волосы, запрокинул голову… Третий аккуратно, стараясь не расплескать, влил половину бутылки… Пацан, захлебываясь, проглотил.