Нельзя также обойти вниманием данные христианских источников. Это прежде всего сочинения апологетов II–III вв. (Тертуллиана, Минуция Феликса) и церковных историков (Лактанция, Евсевия, Орозия и др.), которые, несмотря на известную тенденциозность, очень интересны не только с точки зрения отношения самих христиан к военной службе и свидетельствами о распространении христианства среди римских воинов, но и сведениями об их роли в жизни общества и государства[138]. Кроме того, критикуя языческие верования, христианские авторы, в частности Тертуллиан, упоминают и некоторые военные культы римлян.

Для исследования многих конкретных реалий военной службы и социопрофессионального статуса солдат и ветеранов в римском обществе огромное значение имеют юридические источники[139]: сочинения римских правоведов и императорские конституции, а также папирусы правового содержания. Ius militare как военно-уголовное право было основой воинской дисциплины и субординации; как ius singulare в частноправовой сфере оно регулировало те привилегии и преимущества военнослужащих в личном, семейном, имущественном и наследственном праве, которые призваны были компенсировать определенные ограничения, связанные со спецификой военной службы, обеспечить социальные гарантии воинам и укрепить их лояльность императорской власти. Все эти аспекты приобрели особую значимость с созданием профессиональной армии, поскольку условия службы в ней нередко вступали противоречия с действующими нормами частного права. Поэтому в эпоху принципата и римские юристы в своих трудах, и императоры в своих рескриптах и эдиктах специально разрабатывают и формулируют правовые нормы, призванные укрепить дисциплинарный порядок внутри армии и урегулировать проблемы, возникавшие в жизни солдат и ветеранов в их отношениях с гражданскими лицами.

Ссылки и цитаты из императорских распоряжений и конституций дошли до нас в составе Дигест, где их приводят правоведы, излагая и комментируя те или иные военно-правовые нормы в своих трудах. Сами тексты императорских рескриптов, эдиктов и мандатов, как правило, с точной датировкой и указанием адресатов приводятся в кодексах Феодосия (438 г.) и Юстиниана (529 г.), в которых соответственно VII и XII книги посвящены военному праву, хотя относящиеся к нему вопросы трактуются и в других книгах. В первый из них вошли императорские решения с 312 г., а во второй – со времени Адриана. При их использовании важно поэтому учитывать время издания той или другой конституции, выделяя в ее содержании традиционные подходы, продолжение и развитие прежних тенденций и новации, вызванные изменившимися историческими условиями; кроме того, нельзя забывать о наличии редакторской работы, осуществленной составителями кодексов исходя из реалий их эпохи. Среди юристов конца II – первой трети III в., писавших специальные труды по военному праву под стандартным названием «De re militari» или касавшиеся его в других своих сочинениях, известны такие авторитетные имена, как Таррунтений Патерн[140], Юлий Павел, Домиций Ульпиан, Аррий Менандр, Эмилий Мацер (Макр), Геренний Модестин. Их труды и имена фигурируют в 16‐м титуле XLIX книги Дигест, специально посвященном военному праву. Отдельные свидетельства имеются также в других юридических сочинениях, например в «Сентенциях к сыну» Павла или в «Институциях» Гая, где речь заходит о публичном праве, о привилегиях военнослужащих и ветеранов в сфере наследственного, семейного права и т. д.

В сфере военно-уголовного права соответствующие нормы в значительной своей части опирались на древние дисциплинарные установления и традиции, имевшие не только правовое, но также сакральное и ценностное значение. Однако и здесь очень многое модифицировалось с учетом профессионального характера службы, требований времени и конкретной политики тех или иных императоров. В целом же эффективность разработанной в классический период военно-уголовной и дисциплинарной системы была очень высока, и многие ее элементы непосредственно заимствовались и использовались в постклассический и ранневизантийский периоды. Об этом может, в частности, свидетельствовать сборник военно-правовых норм – так называемые Leges militares ex Ruffo, которые во многом, часто почти дословно, повторяют соответствующие положения из 16‐го титула XLIX книги Дигест, но отчасти и дополняют их. Этот сборник, составленный неким Руффом, сохранился в византийских кодексах, но датируется, вероятно, временем Валентиниана II (383–392 гг.)[141]. При обращении к юридическим источникам не следует забывать об их нормативном характере: наличие того или иного юридически закрепленного положения еще не означает, что в реальной жизни оно применялось всегда и во всех случаях одинаково. Необходимо сопоставление данных юридических источников с литературными и прочими свидетельствами, которое может обнаружить достаточно широкую вариативность правоприменительной практики, обусловленное разными причинами отступление от одних норм и неприменение других. Зачастую же какие-либо данные о том, как применялись отдельные правовые нормы, и вовсе отсутствуют. Поэтому данные юридических источников в основном приходится рассматривать скорее как индикаторы определенных тенденций и традиций, нежели как фактически достоверные свидетельства.

Аналогичное заключение можно сделать и в целом по комплексу литературных источников. Очень часто их свидетельства малодостоверны или даже фиктивны с фактологической точки зрения. Поэтому подходить к ним надо не с критерием фактической истинности каждого конкретного сообщения, но рассматривать их как показатель более или менее общеобычных восприятий и ожиданий, которые складываются в определенную систему, особым образом коррелирующую с эмпирической действительностью и реальными мотивами человеческого поведения. Нужно иметь в виду, что многие интересующие нас аспекты (прежде всего те, что относятся к субъективной реальности) намечены в нарративных и юридических источниках только «пунктиром», который можно соединить в некую общую картину, лишь устанавливая устойчивые параллели и переклички терминов, понятий, мотивов, образов в разножанровых, разноконтекстных, разновременных текстах и экстраполируя тенденции, выявляемые в одних хронологических пределах или на одном материале, на другие.

Данные эпиграфики и других вспомогательных дисциплин

В известной степени откорректировать и уточнить информацию литературных источников, восполнить имеющиеся в ней пробелы (а они относятся прежде всего к внутренним межличностным отношениям и другим повседневно-бытовым реалиям армейской жизни, к религиозным и отчасти к ценностным представлениям солдат) позволяют данные эпиграфики. Значимость свидетельств, которые содержатся в многочисленных надписях на камне и других материалах[142], оставленных римскими военными в различных частях империи, невозможно переоценить. Именно развитие научной эпиграфики начиная с середины XIX в. открыло принципиально новую страницу в изучении военной организации Рима, позволив обратиться к изучению таких тем, которые прежде практически не ставились: размещение, этнический и социальный состав войск, семейное положение и демографические характеристики солдат, система чинов, хозяйственная деятельность, религиозные культы армии, просопография командного состава и т. д. Появилась возможность дать многим фактам римской военной истории точную географическую и хронологическую привязку, конкретизировать или пересмотреть некоторые сообщения литературных источников. Для нашей темы данные эпиграфики тем более незаменимы, что они происходят в абсолютном большинстве случаев непосредственно из среды военных и характеризуют те присущие им отношения и взгляды, о которых авторы исторических сочинений античного времени чаще всего умалчивают. Кроме того,