— Тогда гоните меня…

— Вас тоже не могу, — вздохнул он. — Вы — молодой специалист… У нас указание свыше. Хотя начали вы не лучшим образом… Министерство нам негласное правило спустило — не увольнять молодых специалистов даже по статье. Брать на поруки, воспитывать, применять меры репрессивного характера, но увольнять нельзя.

Вот, бляха… Выходит, что если я даже косячить буду, меня все равно тут держать будут? Во попал, так попал. Ну прям крепостное право…

— Неужто вы верите в этот бред, насчет меня и Серафимы? — спросил уже вслух.

— Нет… Симу я знаю… Она внучка моего фронтового друга… Однако Эвелина Ардалионовна это дело так не оставит. Поднимет вопрос на ближайшем педсовете. А если учесть, что она у нас еще и председатель товарищеского суда…

— Какой еще суд? — опешил я. — Это вы меня судить собрались?

— Вы прилюдно ее оскорбили.

— Интересные дела… Она тут марает ни в чем не повинную девчонку, а судить будут меня!

— Может еще обойдется… Вы извинитесь перед Эвелиной Ардалионовной…

— Извините, Пал Палыч, но перетопчется!.. Пусть сначала перед пионервожатой извинится…

— Ох, и сложно мне с вами… — покачал головой Разуваев. — Можете идти, Александр Сергеевич… У вас окно в следующие сорок пять минут. Отдохните и подумайте над тем, как выстроить отношения с коллегами.

— Обязательно, — пообещал я.

И первым делом я отправился на поиски трудовика. Спросил у пробегающего мимо старшеклассника, где мне отыскать Виктора Сергеевича и тот сказал, что в мастерских — второй корпус, первый этаж. Как и в школе моего детства, два школьных корпуса соединял крытый переход. Миновав его, я отыскал мастерские. До конца большой перемены оставалось еще минут десять. Более, чем достаточно. Я ворвался в просторное помещение, заставленное верстаками и станками, и сразу же обнаружил пригорюнившегося Курбатова. Увидев меня, он наклонился, словно собирался залезть под верстак, но я ухватил его за шиворот грубого халата.

— Тэк-с, Виктор Сергеич, — процедил я сквозь зубы. — Расскажи-ка, дорогой коллега, как это я тебя спаивал?

— Да не было этого, что ты! — забормотал он. — Я же признался — моя это чекушка была…

— Признался, когда к стенке приперли… — продолжал я допрос. — А до этого кивал, как китайский болванчик… Сам дотумкал на меня всю вину свалить или подсказал кто?..

— Да эта крыса, завучиха, давай меня потрошить — откуда пазырь?.. — начал сознаваться трудовик. — А я и сам не очень помню… Вчера с малярами ремонт школы обмывали… Ну может, осталось… Сунул в карман и забыл… А тут подваливает Гриша… Ну военрук наш… Говорит, это физрук наш новый принес… И мне подмигивает, ну я и подтвердил… Сдуру, чтобы завуч от меня отвязалась.

— Ха! Я же тебе жизнь, почитай, спас… Навернулся бы ты со своей стремянки, приложился башкой о ступеньки и привет!.. И чекунок твой я из кармана вытащил, чтобы завучиха тебя не спалила… Эх ты, алконавт…

Я выпустил воротник его халата, и трудовик шлепнулся на табурет безвольным кулем.

— Ты прости меня, Шурик! — запричитал он. — Бес попутал…

— А главное, чего ты испугался?.. Что с работы попрут?..

Виктор Сергеевич помотал головой и криво усмехнулся.

— Не, меня не попрут… Сейчас хорошего трудовика днем с огнем не сыщешь… За те копейки, что здесь плотют… Я раньше сантехником в ЖЭКе вкалывал… Два стольника с прицепом в месяц имел… Считай, трешка с заказа на карман дополнительно, это как минимум. Да еще наливали хозяева…

— Что же ты с такого хлебного места ушел?..

— Да баба моя настояла… Или, грит, в школу иди, или я тебя в эЛТэПэ сдам…

— Все с тобой ясно, — говорю. — Больше так не делай, Витек!

— Да ни в жисть, Шурик!

— Ладно… Где тут у нас комсомолия с пионерией тусуется?

— Чего делает? — не понял последнее слово трудовик.

— Собирается, в смысле, собрания и прочие митинги устраивает.

— Дэк здесь же… На втором этаже… В Пионерской…

— Где?

— Ну, в Ленинской комнате, он же Комитет комсосмола, а мы в школе называем то помещение просто — «Пионерской».

— Ясно. Покедова!

Желание поправить физиономию учителю труда пропало. Его тоже понять можно…

Восстановив справедливость, я отправился на поиски Пионерской, надеясь отыскать там Серафиму, если она, конечно, не убежала — вся в слезах — домой. Однако мне, как дебильному супергерою из голливудских фильмов, пришлось пару раз задержаться по дороге к главной цели. Сначала мне приспичило. А тут как раз мужской сортир встретился по пути. Я заскочил туда и сразу же услышал диалог, вряд ли предусмотренный педагогической наукой. Похоже, мне пришлось столкнуться с банальным буллингом. Вернее — не мне, а пацаненку, которого избрали в качестве жертвы.

— Я принесу, честно, — раздавался его писк из самой дальней кабинки. — У меня нет сейчас…

— Тебя чё, давно в толчок не макали? — осведомлялся его мучитель. — Щас исправим…

— Не надо, Сенька, пожалста!..

— Не Сенька, а Арсений Кириллыч…

— Арсений… Кир… лыч… Не надо!

— Отставить! — гаркнул я, рванув на себя дверцу кабинки.

Рыжий — а это был, конечно же, он — попытался проскользнуть между мною и стенкой кабинки, но я успел схватить его за веснушчатое ухо.

— Пусти, гад! — взвыл он.

— Тебя сразу к директору, — уточнил я, — или сначала в толчок макнуть?..

Сидоров на мгновенье притих, но потом пригрозил:

— Я бате скажу… Он тебя… он тебя…

— Ага… Старшине Сидорову будет очень интересно узнать, что его сынуля занимается вымогательством, — сказал я, вытаскивая его за ухо из кабины. — Пойдешь по малолетке, а там, на зоне, когда всплывет, что твой папаша мент…

Аргумент подействовал. Рыжий притих. В этот момент на волю вырвался конопатый пацаненок, тот самый, который извещал меня о заболевших и прочих отсутствующих, а теперь подвергался нападкам Сидорова. Он намылился было слинять, но я его тормознул:

— Абрикосов! Вернись!

Он нехотя обернулся.

— А теперь расскажи, что тут у вас происходит?

Конопатый испуганно помотал головой.

— Ты этого не бойся, — сказал я. — Он хоть и сын милиционера, а законов не знает… Он ведь у тебя деньги вымогал?..

Абрикосов нехотя кивнул.

— Так это чистая