– Запасливая ты, – улыбнулся Довмонт, глядя, как юная атаманша ловко втирает мазь в шею и кисти рук.

Девушка покивала:

– А ты как думал? Здесь ведь кругом одни леса да болота. Комарья с мошкой – жуть! Говорят, в старину, в языческие еще времена, казнь такая была. Привязывали голого человека в лесу, оставляли комарам да мошке на съедение. Вот за ночь-то всю кровь из него и выпивали.

– Зря это все, – посматривая на своих спутников, неожиданно промолвил князь. – В это болото мы точно не сунемся.

Передав мазь Степану, разбойница подбоченилась:

– Почему ж нет? Коль уж начал делать – делай!

– Так ведь трясина непроходимая!

– Непроходимая? Ну, это кому как.

– Так ты знаешь путь! – потер руки надежа и опора Пскова. – Раньше-то что молчала, негодница? Ну, ладно, ладно, не дуйся. Знаешь – так пойдем. Там, за болотом – что?

– Сначала, по гати, небольшой островок – Комариный.

– Хорошее название, доброе.

– Там и отдохнем, а к ночи ближе на Черный остров выйдем. Он большой, длинный, – Рогнеда развела руки в стороны, словно хвасталась пойманной рыбой. – Если супостатов твоих там увидим – нагоним. Если нет – уйдем. Дальше я там тропинок да гатей не ведаю. Чужая земля.

– Так и сделаем, – согласно кивнул Довмонт.

На краю болота оставили лошадей и с ним двух парней из шайки – стеречь. Дальше зашагали по гати, вслед за Рогнедою. Тайная болотная тропа почти вся скрылась под ряскою, так, что совсем не было видно, куда ставить ноги. Однако юная атаманша шагала вполне уверенно и быстро, вовсе не пользуясь слегой. Видать, неплохо знала путь… или условные знаки. К примеру – вон тот большой серый камень, или вот ту кривую сосну… одинокую высохшую осину с алой ленточкой на верхушке. Над путниками тучами вились комары… правда, не кусали – мазь оказалась весьма действенной.

Гать постепенно поднималась, вот уже и показались, стали видны бревна. Настил вел прямо на островок, поросший чахлыми кустами и ельником. Верно, это и был Комариный.

– Всем – отдохнуть, оправиться, – выбравшись на берег, Довмонт улыбнулся. – Мальчики – налево, девочки – направо. Впрочем, у нас тут лишь одна девочка…

Разбойница отмахнулась, но послушно пошла направо, в заросли можжевельника, за которыми виднелась приземистая кривая сосна. Вернулась юная атаманша очень даже быстро, весьма озабоченная. Подошла, взяла князя за руку:

– Ты должен это видеть. Идем.

Бросив беседу, Довмонт послушно зашагал сзади. Рогнеда никогда слов на ветер не бросала. Если сказал – «должен», значит, нужно было идти.

– Вот, – протиснувшись сквозь можжевельник, разбойница указала на сосну…

К ее корявым ветвям был привязан голый по пояс отрок, и тучи зудящих комаров не оставляли никаких сомнений, зачем это было сделано.

– Казнь, – тихо промолвила девушка. – Похоже, он мертвый уже. Помоги снять.

Князь вытащил нож и, подойдя к сосне, перерезал связывающие мальчишку путы… Несчастный вдруг дернулся, застонал, бледное лицо его скривилось от боли…

– Мазь! – Рогнеда бросилась обратно.

Уложив отрока на траву, князь достал плетеную баклажку:

– Пей! Вот так… во-от… Не подавись только.

Отрок принялся жадно пить, быстро звучно глотая. Тут подоспела и разбойница, обмазала мазью грудь и спину мальчишки, улыбнулась…

– Волдыри спадут скоро, ага… Князь, я думаю, ему поспать надо. Хотя бы чуть-чуть…

– Не надо, – слабая улыбка тронула побелевшие губы. Светлые глаза распахнулись, насколько могли. – Я спать не хочу… А вот попить… и еще – поесть бы…

– Пей, отроче. – На этот раз мальчишка взял баклажку сам. Приложил к губам и блаженно зажмурился…

– Вкусный-то квасок! Благодарствую.

– Пей-пей… Сейчас еще и похлебкой попотчуем. Любишь, поди, гороховую-то, да с салом?

– Угу! Только у меня ложки нет. Потерял.

Услыхав про ложку, Довмонт невольно вздрогнул и повнимательней присмотрелся к спасенному. Тощий – одни ребра торчат. Узенькое бледное личико, синие большие глазенки… совсем как у святых на греческих иконах. Ресницы длинные, как у девицы, волосы грязные – копной… так что и ушей оттопыренных не видать.

Ложка… уши… Так это ж… Ну, сразу же догадаться можно было!

Князь вскинул брови:

– Тебя ведь Кольшей зовут?

– Угу. Кольшей. Я на Застенье, у Мордухи-вдовицы, живаху.

Парнишка даже не испугался – не было сил. Не дернулся, лишь моргнул глазами, скромно попросил похлебки.

– А то чую – пахнет уже, спасу нет!

– Кушай, кушай, – Довмонт ласково потрепал отрока по голове и прищурился. – А потом расскажешь мне все. Очень и очень подробно.

– Зачем – потом? Я и сейчас могу. Похлебки только еще налейте.

– Нальем, нальем, отроче. Кушай.

Спасенный рассказал всё. Что знал, конечно. Про то, как побежал в лес за хворостом – что его и спасло. Как увидел из-за деревьев чужих людей и немецкую барку. Как убили чужаки отроков – Еремеевых братцев и Овруча Микитку.

– Быстро так убили, ловконько. Ножиком – р-раз – и всё.

– Так злодеи, значит, с барки явились? – уточнил тиун.

Кольша дернул шеей:

– Не-а, не с барки. Барка-то и не подошла еще. Лиходеи из лесу вышли, к костру.

– А выглядели? Выглядели они как?

– Как обычно. Одного я больше запомнил – плечистый такой здоровяк.

– И узнать сможешь? – не поверив, переспросил Степан.

– Этого плечистого – смогу. Я его потом у нашей усадьбы видел. А вот второго… второго – может, и узнаю, а, может, и нет. Не разглядел толком.

После всего прочего дошла очередь и до людокрадов.

– Не-а, никакие они не людокрады – язычники! – облизав ложку, отрок тряхнул падавшей на глаза челкой.

Довмонт резко насторожился – самые худшие его опасения, похоже, сбывались.

– Язычники? С чего ты взял?

– Так кусты ленточками украсили. И еще идол у них был – они его кровью мазали.

– Идол?

– Идол, идол. Плюгавый такой, мелкий.

Кольшу оставили на островке. Не одного – с тиуном Степаном Иванычем, получившим задание еще разок отрока разговорить и, вообще, побольше с ним болтать – может, еще что и выплывет. Ну, тиуна учить не надо было. С другой стороны, и сам-то парнишка был еще слишком слаб, чтобы куда-то идти, тем более – по болоту… да и дорогу на материк знала одна лишь Рогнеда.

Снова потянулась трясина, зачавкала под ногами путников зыбкая, едва видная, гать. Шли все так же быстро, но долго, дольше, чем до островка. Уже небо сделалось синим, уже заблестела прозрачным серебром молодой месяц, красуясь среди танцующих звезд. Темнело, болото прямо на глазах затягивалось зыбким туманом, со всех сторон слышались какие-то жуткие звуки – громкие и не очень. Кто-то кричал, выл утробно… а вот – гулко и злорадно захохотал! Настолько резко, что сыскной парень Кирилл Осетров вздрогнул и едва не завалился в ряску. Зря испугался. Конечно же это была обычная болотная выпь.