— Но это было в советское время, тогда религия была под запретом…

— Меня всегда удивляло то, что все, кто не был и не жил там, где было это советское время, разбираются в этом времени гораздо лучше, чем те, кто там жил. Они четко знают, что у нас было и что должно быть после того, как это время закончилось. А также, что было под запретом, а чего не было.

— Так и должно быть, — нисколько не смутился Фарук. — Вы не могли видеть этого, потому что были в центре этого мира, а мы смотрели на него издалека.

— Слушай, а если бы я приехал к вам в Каморкану и стал бы вот так бесцеремонно давать советы, что было бы со мной?

— Если бы ты стал это говорить мне один на один, я бы тебя распропагандировал, но если бы ты сделал это на улице, тебя бы выслали из страны. Иностранцы должны уважать обычаи страны пребывания. А ты в данном случае — иностранец.

— Точно.

— Я пришел, чтобы предупредить тебя, сегодня приедет Эрдемир. Возможно, привезет твои деньги. Так что будь готов.

— В каком смысле?

— В моральном, в каком еще.

— И когда это будет?

— Сегодня.

— Ладно, я пойду, окунусь — и в номер, — сказал Расим.

Он поднялся с лежака и направился к воде.

Зайдя в море по шею, Расим окунулся с головой, вынырнул на поверхность и поплыл. Соленая вода Средиземного моря хорошо держала на поверхности, и ему даже показалось, что он может вот так плыть и плыть и добраться до противоположного берега и, таким образом, выбраться из капкана, в который попал.

Расим снова погрузился в воду, задержал дыхание и вспомнил одного из героев Джека Лондона, который обманул любовь к жизни, погрузившись слишком глубоко. Он заставил себя сделать то же самое, но ноги его коснулись дна. Он оттолкнулся от него, вынырнул и поплыл обратно. Не стоило убегать от обстоятельств, лучше было идти им навстречу.

Фарук ждал его на берегу. Лицо его выглядело озабоченным.

— Ты же говорил, что не умеешь плавать? — сказал он.

— Так оно и есть, — ответил Расим. — Я могу, пока есть силы, молотить руками и ногами по воде, и это держит меня на поверхности. Стоит мне прекратить это делать, и я иду ко дну.

— Ладно, пойдем в отель.

Они пересекли пляж с огромным зонтами над лежаками, миновали открытый бассейн с необычайно голубой водой, обогнули душевые кабинки и взошли на крутой арочный мостик, который был перекинут через широкий искусственный ручей, змеей протекавший по территории отеля.

— Ты прими душ, — сказал Фарук Расиму, когда они вошли в корпус отеля, — но на ужин не ходи.

— Почему? — спросил Расим.

— Эрдемир приглашает нас отужинать в отдельном кабинете.

— Лады, — ответил Расим, — зайдешь за мной.

На следующий день он снова сидел перед бывшим учеником.

— Руководство дало «добро» на проведение операции, — сказал тот. — Прямо сейчас мы едем на «виллу» и разговор продолжим уже там.

«Виллами» назывались конспиративные квартиры, в которых имитировалась обстановка стран, где предстояло работать будущим легалам и нелегалам. Но на этот раз та, куда они приехали, напоминала обычную дачу, чем-то похожую на дом на Рублевке.

«Елки зеленые, — с горечью подумал вдруг Виктор Сергеевич, — Коля не рискнул везти меня на “виллу”, потому что в случае провала нужно будет как-то объяснять начальству пребывание там своего бывшего преподавателя. И привез на дачу одного из сотрудников…»

— Виктор Сергеевич, — сказал бывший ученик, когда они расположились в креслах в одной из комнат липовой «виллы», — разумеется, вы понимаете, что последние действия Госдепартамента США нарушили нашу сеть, а, по сути…

— А, по сути, разрушили резидентуру.

— Да, это будет точнее.

— Нами, а точнее вами, когда-то был законсервирован ценный агент, псевдоним которого «Джонатан». Вам известен этот человек?

— Коля, — позволил себе некоторую фамильярность Виктор Сергеевич, — помнишь, в советские времена был такой популярный персонаж мультфильмов и детских анекдотов — Чебурашка?

— Да…

— Так вот, однажды Крокодил Гена спрашивает его: «Чебурашка, ты меня слышишь?» — «Гена, — отвечает Чебурашка, — ты на мои уши посмотри. Могу ли я тебя не слышать».

— А при чем здесь Чебурашка? — недоуменно спросил начальник отдела.

— При том, что я вербовал «Джонатана», работал с ним, а потом и потребовал на определенный период его консервации, потому что уж очень удачно мы сработали тогда, и контрразведка могла его вычислить. Но «Джонатан» работал со мной в Канаде.

— А сейчас он перебрался в Штаты, и у него прекрасные позиции там. Мы были бы очень благодарны вам, если б вы сумели восстановить с ним связь и передать его другому сотруднику.

— Я понимаю, что нет смысла отказываться, потому что я уже дал согласие на операцию. Так?

— Так.

— Тогда у меня условие. Я разрабатываю вход в операцию сам, сам осуществляю ее, и сам возвращаюсь обратно, но не в Москву, а в Минск. Там я встречаюсь с вами и…

— Но, Виктор Сергеевич!

— Никаких «но», Коля. У меня с вами нет никаких официальных отношений, я, по сути дела, осуществляю все это на свой страх и риск и не хочу…

— Виктор Сергеевич, я помню выражение старых «черных» полковников: сила советской разведки была в том, что она черпала кадры из контрразведки. Но сегодня другие времена. Здесь все, как в спорте. Раньше, в тридцатые годы или даже после войны, массовость давала чемпионов, теперь все иначе. Чемпионов готовят сразу и единично. И в разведке происходит то же самое.

— Скверно, что ты сравниваешь разведку со спортом. Ведь дело не в массовости, а в том, что, только пройдя школу контрразведки, разведчик может реально сам, не опираясь на систему, уберечься от контрразведки противника. А потом, ты же понимаешь, если в Штатах разгромлена резидентура, то произошло это отнюдь не потому, что хорошо сработала их контрразведка. А потому, что в недрах разведки в России завелся «крот», который показал противнику конец веревочки, за который они уцепились.

— Я понимаю, к чему вы клоните, Виктор Сергеевич…

— Коля, я не клоню, я прямо говорю. Я не стану разрабатывать операцию с вами сообща, дабы быть уверенным, что она не провалится. О ее деталях будут знать только двое: ты и я. А о моем пути в Канаду не будешь знать даже ты.

Коля усмехнулся.

— Что тебя веселит? — спросил Виктор Сергеевич.

— Вспомнил Б.Н., — сказал Коля, — он часто говорил нам, что в тогдашнем КГБ было три уровня конспирации. Обычный, когда о деталях проведения операции знают двое — сотрудник и его начальник. Повышенный, когда о том, что делает сотрудник, не знает даже его начальник. И сверхконспиративный, когда сам сотрудник не знает, чем он занимается.