Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Опять это ужасное «мэм»… Ладно, сейчас не до того.
– Полицейские ведь отпустили маму. Почему же Сили к ней прицепилась?
– Иден нельзя было задерживать из-за недостаточности улик, – пояснила Джина. – Мнение Сили имеет в городе большой вес, но, несмотря на ее безапелляционные уверения, большинство жителей Уиклоу были на стороне Иден. Только слепой мог не заметить, как сильно они с Эджеем любили друг друга. Когда обвинения были сняты, Иден уехала. Многие думали, что она вернется, ведь работа в кафе – ее предназначение. Никто не знал, что она беременна. Теперь-то понятно, почему Иден покинула Уиклоу навсегда.
Я рассеянно кивнула.
– Наверное, я сначала зайду к Павежо, а потом загляну в библиотеку. Она находится в здании суда, так?
– Угу, на третьем этаже. Хочешь почитать старые газеты? – Похоже, я была для Джины раскрытой книгой.
– Угадала, – смущенно улыбнулась я.
Хочу – не то слово: мне позарез надо узнать как можно больше об этой аварии. А начинать лучше всего с изучения прессы.
– Тогда поторопись, – посоветовала Джина. – Библиотека закрывается в пять. Мы тут сами все доделаем.
– Правда? – обрадовалась я.
– Конечно!
Я кинула тряпку в помещение для стирки и отложила моющее средство.
– Не представляю, как вы вкалываете здесь каждый день. Это так тяжело!
– Во-первых, обычно посетителей у нас гораздо меньше, – возразил Лук.
– А во-вторых, если мы втроем не справлялись, Зи нанимала временных помощников, – добавила Джина. – Возможно, тебе стоит взять это на вооружение.
– Ладно, подумаю.
От перспективы поиска нового сотрудника стало не по себе. Пожалуй, подожду пару дней. Если орнитологи не уедут, придется вывесить объявление о приеме на работу.
Лук закончил возиться со стульями и повернулся ко мне.
– Ты взяла схему, как добраться к дому Павежо?
– Взяла. – Я достала из кармана бумажку и с глубокомысленным видом уставилась на нее, притворяясь, что разбираюсь в немыслимых каракулях Лука.
– Может, я все-таки тебя провожу? – уже в третий раз предложил он. – Там легко заблудиться.
– Спасибо, но мне пора самой ориентироваться в городе.
Джина прислонила швабру к застекленному прилавку с выпечкой.
– Дорогу к дому Павежо не так-то просто найти среди густых зарослей.
– Ничего, разберусь. У меня же есть схема Лука, очень понятная и подробная, – соврала я, направляясь к двери. – Не волнуйтесь, я не заплутаю.
– Когда будешь подходить к дому, обязательно крикни, кто ты такая, не то получишь пулю в лоб, – предупредила Джина.
Я обернулась, решив, что это шутка. Однако Джина говорила серьезно.
– Здесь принято охранять дома от грабителей, – с явным одобрением пояснила она. – К тому же после аварии Обин немного не в себе. Раньше он был очень общительным, а теперь отгородился от внешнего мира и живет как отшельник. Порой он бывает не слишком гостеприимен, особенно по отношению к незнакомцам.
– Какой еще Обин? Что за авария?
– Отец Саммер, – ответил Лук. – Шесть лет назад в горах вся семья Павежо попала в автокатастрофу: была зима, гололед, и машину занесло. Она соскользнула по придорожному склону. Саммер отделалась легким испугом, а ее родителям не повезло. Фрэнси погибла. Обин получил многочисленные травмы, ударился головой и покалечил ногу.
– Какой ужас…
Как всегда, рассказ об автокатастрофе напомнил мне о трагической судьбе отца. С усилием отогнав от себя печальные мысли, я повертела в руках коробку с пирогом. Надо во что бы то ни стало передать его Саммер!
– Да, тяжело им пришлось… – Джина цокнула языком.
– Обин вылечился?
– В основном да, – кивнула Джина. – Но с тех пор он очень изменился. Был отчаянным храбрецом и душой компании, а превратился в осторожного, нелюдимого затворника. Никуда не ездит, нигде не бывает, зато на могилу жены приходит словно по расписанию: каждый день в четыре часа, в любую погоду.
– Он работает? – осведомилась я, припомнив, что Саммер торгует яйцами.
– Уже нет. – Лук вытащил из мусорной корзины наполненный пакет, ловким движением завязал его и отложил в сторону. – Раньше Обин был почтальоном, однако, став инвалидом, не смог больше водить машину. Пробовал устроиться клерком, но через месяц уволился.
– Психологически не был готов выходить на работу. – Джина покрутила пальцем у виска. – Теперь они с Саммер занимаются огородничеством, продают на ярмарке домашнее мыло и разные безделушки. На жизнь им вполне хватает.
Лук сунул в мусорную корзину пустой пакет.
– Я почти закончил. Давай я все-таки тебя провожу, Анна-Кейт. Познакомлю с Обином.
– Нет-нет, – заупрямилась я. Кто знает, почему Саммер сегодня убежала? Может, она не любит, когда рядом много людей? – Я справлюсь – мне не привыкать к самостоятельности.
– Нет, солнышко, теперь ты не одна, у тебя есть мы, – прощебетала Джина.
– Спасибо, но вы и так мне много помогаете, – вежливо, но твердо отказалась я и взялась за ручку двери. – Вы меня сегодня очень выручили. Без вас я бы ни за что не справилась.
– Пожалуйста, лапонька, – улыбнулась Джина. – Уж постарайся, чтобы тебя не пристрелили. Я очень к тебе привязалась.
– Постараюсь.
Помахав им, я вышла за дверь. Сделала несколько шагов, взглянула на схему Лука и, обнаружив, что иду в противоположную сторону, развернулась. Лук, наблюдавший за мной из окна, укоризненно покачал головой. Я вновь помахала ему и двинулась вперед.
Неожиданно путь мне преградил сэр Птицелюб.
– Извините, что беспокою, мэм. Мы все хотели поблагодарить вас за воду и сэндвичи. Спасибо за угощение. Очень мило с вашей стороны. Мы не рассчитывали провести здесь весь день. – Он протянул руку. – Меня зовут Закарайа Бойд.
– Анна-Кейт Кэллоу. – Я пожала его ладонь. – Только, пожалуйста, не называйте меня «мэм».
К полудню, проведя несколько часов на жаре, орнитологи совсем умаялись. Не могла же я допустить, чтобы они потеряли сознание в моем дворике! К тому же разумнее поделиться сэндвичами с проголодавшимися людьми, чем выбросить оставшиеся продукты в помойку.
Закарайа Бойд вспыхнул.
– Да. Извините.
– А теперь прошу прощения, мне надо идти. – Я вновь взглянула на схему, пытаясь сориентироваться.
– Еще одну минуту. Можно спросить?..
– Что?
– Говорят, черные дрозды показываются не раньше полуночи. Это правда?
– Правда.
Бойд повернул голову в сторону шелковиц, хотя их отсюда практически не было видно, и его второй подбородок заколыхался.