— Волчица?… — ввернул благодарный слушатель, покорённый игривым тоном и юмором экскурсом в популярную мифологию.

— Так авторы анналов, по-нашему говоря, летописей, договорились ради благопристойности всей ситуации. Как и на счёт Марса, а не заезжего парня с большим мечом и наглостью. По латыни lupa — волчица, lupana — дама с пониженной планкой социальной ответственности. Слова однокоренные. Четвероногая хищница выкормить младенцев ещё могла, если волчат потеряла, как у Киплинга, но с царским пастухом Фаустулом точно договориться не могла, отдать их ему на воспитание… Короче. Возмужав, опять-таки от кого-то с даром речи парни узнали о своём благородном происхождении, свернули шею дяде и вернули дедуле престол. Сами же под его опекой жить не захотели и поставили лагерь на Палатинском холме… Рассказать, причём тут Рюрик?

— Обязательно, — потребовал Михаил, хотя они уже вошли в тенистый двор семиэтажного дома с явными признаками конструктивистского стиля. Дома, который показался ему очень знакомым. Тоже картинка из альбома мастерской архитектора Мельникова? Дом старых большевиков 1934 года? Нет, всё-таки строительная эстетика не главное. Он бывал тут раньше.

— Рюрик, он же Жора, он же Гога… — Лена остановилась у подъезда и потянулась к сумке за ключами. — Мы с профессором изучали источники и нашли немало упоминаний о том, что балтийские славяне нередко жили тем же отхожим промыслом, что и легендарные скандинавские бандиты. Варяг — это название такое же лингвистическое недоразумение, как и привычка всех степенных учёных считать, что викинги — это народность.

Ан, нет. Это клич их боевой, прозвище, самим себе данное. Ви-а-кингз[20]. Мы — короли, господа потерпевшие. Двигайтесь со скамеек, отдавайте лучшую еду, дома и баб. На берегах Балтики жили курши, воинственное племя, называвшее свою родину Курземе. Слышишь славянские корни, да?

— Курляндия — земля курши, — заинтересованный ещё более, он кивнул.

— Что уж там произошло на берегу речки Лиелупе, где сейчас стоит себе прежняя столица герцогства Курляндского, город Митава или Елгава. Стоит у остановки электрички в получасе езды от Риги, с обветшавшим дворцом Бирона и церковью Аннас. И оттуда, с территории современной Латвии, взяв с собой, как и Ромул, группу товарищей с зыбкими понятиями о морали, зато с навыками обращения с холодным оружием, отправился искать заработков на восток. И дошёл до премилого местечка под названием Ладога, где и стал лагерем. Поживиться там было чем: место поклонения славянской богине любви и красоты не скудело подношениями. Ребятки охраняли волхвов, дары природы и символы плодородия. А заодно и любовались на обряды девушек, изображавших Ладу, золотоволосую красавицу в жемчужной одежде, венком роз на голове, держащей за руку мальчугана, сыночка Леля, считавшегося покровителем влюблённых…

— Амурчик? — догадался Михаил, ощущая желание прикоснуться рукой к убранным во французскую косичку золотистым шёлковым волосам своего лектора, — рассказывай, безумно увлекательно, честное слово!

— Скоро сказка сказывается, — Лена наклонила голову, грустно добавив, — Рюрик, он же Георгий, Юрий, тёзка основателя Москвы, сытно жил возле Ладога, городе Лады и её супруга Ладо, угощаясь от щедрот служения богу свадебных пиров, придумав себе символ-герб грифона, чудища с клювом орла и лапами льва, только спьяну такое могло понравиться. А потом купцы из Новгорода позвали его «ходить дозором» возле их золотого острова бирж и торговых гостей. Прямо по Пушкину, тридцать витязей прекрасных, с ними дядька Черномор. Не был он правителем! После его воспитанник Олег ушел на юг и власть в слабом Киеве, согласно арабским хроникам, Куябе, узурпировал, убив Аскольда и Дира. Но это уже совсем другая история.

— Революционная выходит история, — подытожил майор, — вы писали об этом? Разбирая слова на запчасти, до многого можно докопаться.

— На запчасти, командир, я так чувствую, твой кирпич придётся скоро разбирать, — она ткнула пальцем в коричневое пятно пороха на его левом запястье. — Командир… Английское come on — продвигаться, зажигаться.

— Молодец!.. — оценил майор. — Похоже, пора нам познакомиться по-настоящему. Мобильная связь в центре с перебоями. Напишу мой номер вот тут, на бирке от полотенца. Напишешь завтра сама после обеда, где и когда. Мне и правда, понадобится твоя помощь. Последний вопрос — что с наукой?

— Официальная наука никогда не признается, что мы правы. Будет жечь наши идеи своим презрением, как Джордано Бруно. Хотя и сама понимает, что земля всё-таки вокруг солнца вертится. Но если не солнце вокруг неё, их диссертации, академические пенсии, конференции в Париже прахом пойдут. Не записывай номер на полотенце, примета плохая. Встретимся завтра. А номер мой сможешь запомнить, если скажу? Меня зовут Елена Кочетова, я работала на радио, вела программы про всякую всячину.

— В политике всячины много, — ответил он, — я тебя слушал. Честь имею. Михаил Келебдаенен. Следую курсом командования. Номер говори?…

И они обменялись рукопожатием. Как друзья. Через пятнадцать минут, запустив стиральную машину и жестоко отмывшись под кипятком душа, она провалилась в такой каменный сон, где сновидения уже не поместились. А без восьми часов подполковник специального подразделения доехал по оранжевой ветке метро до гремящей соловьиными трелями верхней Яузы, вошёл в свою пустую квартиру на улице Менжинского и, как говаривали его боевые друзья, «упал, ударился головой о подушку и потерял сознание». На пыльный старенький рюкзак, брошенный в гостиной на диван, стекал лунный луч из западного окна. А на прямоугольник вылитого им света пристально смотрел глазок беспроводной видеокамеры. Оставим её дохлый китайский аккумулятор разряжаться без особой пользы, ведь до утра ещё далеко.

— Ванька! Закрой дверь машины немедленно или выключи балалайки свои, сволочь! И так голова трещит… Брошу гранату, не доживёшь до своего конца света, — высунувшись из окна лоджии, она погрозила соседу лейкой. Война войной, а помидоры поливать надо. Зная разбойничий нрав миленькой девочки из 13-ой квартиры ещё по играм в классики и индейцев, упитанный мужик с трубкой во рту шустро прикрутил звук. Фольклорные завывания из динамиков его бесконечно ремонтируемого доисторического «Форда», без сомнения, возобновятся только после того, как хозяин машины убедится — Ленка слиняла из дома надолго, а не к овощному ларьку и обратно. О конце света упоминание тоже оказалось уместным: сосед в течение двадцати лет умудрялся подрабатывать лишь фотосъёмками для дорогих съёмных девиц, а своим жёнам морочил голову, что пишет книгу. Назвав труд «апокалипсисом от Ивана-дурака», он перегрузил текст таким количеством метафизических формул, что читать это не взялся бы даже психиатр. Эпизодически, обычно в связи с магнитными бурями, он развлекал подружку детства во дворе новыми откровениями о том, как к нему ночью приходил Николай Второй, повелевая выключить свет в туалете, реже сигналы поступали от летающих тарелок. В остальном же удивительный сосед был нормальным и даже добрым парнем.