дабы уморить себя, назло всем, но засыпаешь почти сразу.

Утром же чувствуешь, что почти совсем здоров, и уже можешь садиться в постели, а то встать и пройтись до окна. Только вот, как-то неловко увидеть наяву, что натворил во сне. Однако ты делаешь над собой усилие, и идёшь за своим приговором.

Пасмурный день приникает к оконному стеклу и заглядывает в комнату. Он слишком ярок для отвыкших от света глаз. Ты зажмуриваешься ему навстречу, а после приоткрываешь немного ресницы, и с облегчением, даже с нескрываемой радостью находишь истоптанный копытцами дождя снег на прежнем месте.

Как хорошо, что сны не всегда сбываются. Как прекрасно, что сны сбываются не всегда.

Снегопад

Чистили блюдо луны к празднику до серебряного блеска, до её сиятельства, да то ли не удержались, либо не удержали, но сделалась луна ущербна, как бы косенька, пришиблена слегка, с примятым боком. Так что в люди не выйти и на людях не показаться.

Сидит у себя луна в опочивальне, пьёт маленькими глотками давно остывший кофе, крошит белую булку голубям на окошко. Скушно ей, нечем себя занят. Когда ещё отломанное заживёт. Судя по прошлому — ждать долго, три недели с гаком. А до той поры, выставит к белому свету белую щёчку, спрятав ущерб под голубым платочком сумерек или под чёрным, ночи, в мелкий горох звёзд, да и ладно. Перетерпит, сколь надобно, а там уж опять красавица будет, круглолица-бела…

— Что ж снегу-то снова… Не думает отдыхать, не бережёт себя. Ходит и ходит.

— Да гляди, красотища какая! В лес идёшь будто на бал, все в белом! Конфетти снегопада, сосны в пушистой мишуре или в воланах широких юбок, рябина в серпантине. Тропки со стёжками ровные, будто отглажены-отутюжены, всё чисто выметено и прибрано, овраги расставлены плюшевыми диванами, пеньки пуфами… Шагаешь и в груди восторг клокочет, а слов не хватает, чтобы выказать, сколь радости в округе. Улыбка накрепко примерзает к губам. После зайдёшь в тепло, да так до ночи и не можешь перестать улыбаться, а ляжешь — едва заснёшь, потому — жаль расставаться с таким-то днём.

— А снег так и сыплет без остановки…

— То не снег, а луна крошит белую булку голубям через окошко.

Такие дела…

Было хорошо слышно, как мышь самозабвенно грызла под подоконником. Противу обыкновения, я был совершенно спокоен. Не стучал по раме кулаком в сердцах, не выговаривал сердито, призывая травоядное млекопитающее к мирному сосуществованию в виду друг друга, наотрез отвергая её притязания на моё жилище.

И тут… Я слышал это собственными ушами! — мышь принялась внятно сквернословить, ибо стена утеряла былую сговорчивость.

— Да, хозяева явно осуществили своё намерение возвести преграду промежду внешним миром и собственным логовом. — Угрюмо сообщила одна мышь другой.

— Они называют это домом.

— Какая разница, нам теперь туда не пробраться.

— А ежели чуть левее?

— Пробовала. Бесполезно. Там всё тоже, сетка. Металл нам не по зубам.

— Эх… Сколько мы там столовались… И как теперь? Нечто в лес податься…

— Оно, конечно, хотя и не так чтобы. А ту-то — да… — Принялась суетиться в расстройстве вторая мышь, но первая перебила её на полуслове:

— Но ежели рассудить, это всё равно не могло не закончиться когда-то. Спервоначала и вправду было раздолье, после немного похуже, а там и вовсе стало ничего не достать, ни до чего не дотянуться.

— Ну, так сами и виноваты, если что. Так же?

— Это да. Что есть, то есть. Помню, было дело, — что хочешь грызи: и тебе картошка, и морковка, и миска на полу — кот тамошний не жадный, делился, нас не обижал. Всё чинно-благородно. Пришли, пожевали, ушли, — хозяевам ущерба на копейку, а нам удовольствий на рубль. Да потом как-то всё наперекосяк пошло.

Сперва кто-то из наших замешкался, попался на глаза, мелькнул серой тенью понавдоль плинтуса. И это было бы ещё полбеды, хозяева могли б списать на то, что почудилось. Ну, а мы что? Понимаем! Раз такое дело и хозяева насторожились, притихли ненадолго, поостереглись ходить. вроде как передышку сделали.

Дальше-больше. День ходим, день пережидаем, но тут малышня, будь она здорова, проведала про хлебное местечко, да расшатала однажды в ночи норку, проникла в кухню, и такой устроила тарарам, стыдно сделалось, что нашего они роду-племени.

— Что ж там такого произошло?

— Этим недорослям мало показалось хлебных крошек на полу и картошки под лавкой, — полезли на стол, погрызли свечу и мыло, а уж сколь наследили… даже в сковороду умудрились пробраться, и там напачкали.

— Вот, правду говорят, никудышняя молодёжь пошла. Никакого понятия о чести и совести. Хотя… вполне себе мышиное поведение.

— Ну, это кому как. В общем, с тех-то пор и закончилось наше веселье. Ни в дверь шмыгнуть, ни под окошко. Это, в которое не прошли только что, было последним.

— Ничего не попишешь, придётся идти к соседу.

— Да, это сколько угодно, хотя сейчас. Только у него, пусть и не заперто, накурено очень, и, кроме чёрствой корки под кроватью, поживиться особо нечем.

— Голодует мужик?

— Да нет, жалеет денег на закуску, а так не бедствует.

…Мышь внятно сквернословила. Вы не слыхали? А мне довелось. Переняла, видно, от людей, научилась плохому. Вот, такие вот дела.

Станция Графская

Станция Графская

Николаевской железной дороги,

год основания 1868

— Представляешь, я наконец-то смогла побывать в том музее, про который говорила тебе, что на вокзале. Там чудесно… Даже волшебно!

— Он уже работает?

— Да. Впрочем, музей был закрыт.

— А как же ты туда попала? Через окошко подглядела?

— Нет, что ты! На них плотные, роскошные гардины, через них ничего не увидать. Для меня просто открыли музей.

— Как?!

— Ну… так! Ключом!

— Подожди. Давай, сначала. Ты была на вокзале…

— Да! Дай, лучше сама всё расскажу!

Шёл мелкий, незаметный почти снег, больше похожий на дождь. Он не украшал собой округу, приписывая ей несуществующие достоинства и скрывая даже серьёзные недостатки, но более того, — с упорством, достойным иного применения портил дело своих предшественников.

Снежная каша дороги неприятно чавкала под ногами, и как ни хотелось заставить её вести себя прилично и жевать с закрытым ртом, — увы, до мороза не было надежды на то, что она одумается. Ноги скользили, одежда набухала от воды…

Загаданная наперёд прогулка уже не казалась такой заманчивой, и я огляделась по сторонам, чтобы понять, где могу переждать три четверти часа до поезда, что обещал доставить меня в ту