– Олесь, я делаю все возможное, чтобы его нашли. Слышишь меня?

Сейчас моя обида на него из– за какой– то дуры казалась нелепой.

– Слышу.

Ему не нравится мой голос. Я это чувствую, хотя он и не решается ничего сказать.

– Я прилечу, – в его голосе решимость, которая пугает.

Я смотрела метеосводки. Подняться там в небо – это самоубийство. Мне становится страшно еще и за него.

– Влад, я не буду говорить, что ты мне здесь не нужен. Нужен. И очень. Но, пожалуйста, если и с тобой случится что– то плохое, я просто этого не выдержу.

– Понятно. Олесь, мы его обязательно найдем. Живого и здорового. Верь мне.

Он просто не представляет, как хочется мне ему верить.

Влад хочет еще что– то сказать. Колеблется.

– Я люблю тебя. Ты ведь знаешь об этом?

Сердце замирает. Это первый раз, когда он сказал мне о том, что чувствует ко мне.

А я? Что чувствую я?

Имеет ли вообще смысл носиться с собственной гордостью, когда жизнь так быстротечна?

– Я тебя – тоже, – выговариваю наконец, эти важные слова, перешагивая через границы, которые сама себе придумала.

Но мое признание тонет в пустоте прерванного звонка.

Олеся

Полицейские обещали позвонить, если будут новости. А еще предупредили, что могут звонить по поводу выкупв. Эта идея казалось мне дикой. Не тот у нас уровень дохода. Молодой мужчина, который приехал с Артемом, Вячеслав уверил полицейских, что у него есть необходимое оборудование и звонок, если он поступит, отследят.

Я лежала в спальне под одеялом. Никак не могла согреться. Мерзли руки и ноги. Уснуть тоже не могла. Все эмоции притупились после лекарства, но страх за жизнь Матвея не отпускал. Он терзал меня словно хищный зверь. Я поглаживала живот, надеясь, что из– за моего состояния моей дочери не так плохо, как мне.

Перебирала в голове варианты, кто и из– за чего мог похитить Матвея. Могла ли это быть Токарева? Она же кричала, что я пожалею. А что может заставить мать страдать сильнее, чем беды ее ребенка? Я попыталась позвонить Владу, но связи опять не было. Только бы он еще не наделал глупостей! С другой стороны, вылет зависит не только от него. Я надеялась, что у людей, от которых он зависит, будет больше здравого смысла.

Мысли о причастности подруги Влада к похищению моего сына не давали мне покоя. Идти и вести разговоры на эту тему с Артемом и Вячеславом, я не рискнула. Оба были слишком молоды. Да и если быть до конца честной, ощущалось, что Артема напрягает изменившаяся личная жизнь отца. Высказать свои опасения я могла только одному человеку. Беспокоить его в любой другой ситуации я бы не решилась. Но не теперь.

Было еще не очень поздно. То есть поздно, конечно. Особенно для человека, находящегося в больнице.

– Да, Олеся, я Вас внимательно слушаю, – он вообще спит когда– нибудь?

Потом у меня шевельнулись подозрения.

– Тимур, Вы ведь в больнице?

Он разочарованно вздохнул:

– Где же мне быть? Я на растяжке. Забыли?

Правда, забыла. Голова ощущалась тяжелой, как будто забитой ватой. Наверное, действие лекарства.

– Да, вылетело из головы. Я спросить хотела...Как думаете, эта Настя, она не могла все это организовать? Она же угрожала.

Он отвечает без промедления. Значит, уверен в ответе.

– Нет. У нее все ресурсы на отце. А с ним Влад уже разговаривал. Так что, нет.

Надежда на то, что я нашла источник всех бед и нам удастся найти Матвея растаяла. Я почему– то верила Саркисяну. Как себе.

– Олеся, – он оторвал меня от моих неслишком веселых мыслей, – Вы уверены, что не было ничего, что могло спровоцировать похищение?

Не знаю, почему все детали воскресли в моей памяти именно в этот момент. Может, мозг так усердно искал хоть что– то, за что можно зацепиться.

– Тимур... Магазины хотел купить Каленый. Еще давно. Нескольно месяцев назад. Это местный...

– Я знаю, кто он, – голос Саркисяна напрягается, а у меня повышается тревожность и ничем необоснованная уверенность, что моя догадка верная, – Подробнее можете вспомнить?

Я напрягаю память. Предложение было непримечательным, поэтому я сразу же о нем забыла.

– От него пришел человек, какой– то такой, что и дела с ним вести было бы странно. Мы сразу отказались. Но никто больше ни на чем не настаивал.

И тут же мелькнула мысль – или просто Матвей не хотел меня волновать. Как всегда, решил все взвалить на себя? И просчитался, потому что Каленов был местным криминальным авторитетом, который держал под собой город. Конечно, не стоило переоценивать его власть. Но и недооценивать его тоже не стоило.

– А может и настаивал. Но Матвей мне не рассказал. Он вполне мог так поступить, считая, что прав.

– Хорошо, что Вы вспомнили, Олеся. Каленый вряд ли бы отстал, если ему что– то понадобилось. А Матвей вполне мог решить, что справится сам.

– Они его убьют?

– Не раньше, чем добьются того, зачем все это затеяли. Но на это нужно время. Значит, оно есть и у нас. Олеся, не волнуйтесь. Мы его вытащим.

Нажав на отбой, некоторое время стою посередине комнаты. У меня еще были вопросы. Но их задать не хватило духу. Что будут делать с моим сыном, чтобы получить то, что им нужно? Только бы он сумел продержаться!

Я готова помчаться к этому уроду сама, отдать ему все, что есть. Но это бессмысленно. Как бы я не хотела так поступить. Меня, как и моего сына, в этом случае просто убьют, получив необходимые документы. Им не нужны свидетели. Значит, так поступать точно нельзя. Нам с ним есть зачем жить.

Следующие несколько дней даются мне и Полине особенно тяжело. Но если я пытаюсь справиться со своим эмоциональным состоянием ради дочери, повторяя как заклинание: "Все будет хорошо", то с Полиной дело обстоит хуже. Она все время плачет, отказывается от еды и сидит в комнате Матвея, вцепившись в его рубашку, которую дарила ему на день рождения. А ночью я проснулась от ее криков, поспешила к ней, но там уже был Артем, который ее отпаивал водой и пытался привести в чувство. Это получилось далеко не сразу, хотя мы и остались с ней. Ее психическое состояние внушает мне серьезные опасения.

Я хотела было