Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец он завершил страницу и сел, моргая на них мудрыми глазами, глубоко утонувшими в лице мумии, в то время как его тело тряслось от старческой немощи.
— Каково значение слова «синтез?», — спросил его лорд Сесил.
— Это моё видение, значение которого я узнал лишь теперь.
— Расскажи это видение, — велел властелин.
— Это всего лишь грёза. Представьте, что было тридцать мудрецов, изучивших всю премудрость, полученную из чтения древних книг по алхимии, магии, истории и философии. Эти люди ведали о животных и самоцветах, вроде жемчуга и хризобериллов и всех растениях, таких, как ясенец, исцеляющий раны и мандрагора, погружающая в сон. Отчего кто-то может хотеть спать, когда можно столь много прочесть и получить пользу от прочитанного? Но эти люди стареют и когда-нибудь умрут. Я взял бы этих тридцать стариков и одного юношу, и дал бы им выпить вино, которое сумел перегнать много лет назад. Затем объединил бы их лишь в одно тело — принадлежащее юноше — но чей разум обладал бы всей утончённой и древней мудростью тех тридцати учёных мужей. Так можно было бы проделывать век за веком, чтобы никакая мудрость не была утрачена для мира.
Леди Анжелика склонилась над его плечом. — У тебя сохранилось приготовленное так вино? — спросила она.
— Да и теперь я тружусь над его противоположностью, ведь, зачем объединять тридцать тел в одно, если не обладать искусством разделить его на изначальные тридцать. Но это сложно. Ибо любой дурак может слить вино из тридцати бутылей в один кувшин, но лишь мудрец сможет разделить это вино и вернуть в исходные бутыли?
— Ты испробовал это вино синтетической магии? — спросил Сесил.
— Да, я взял ворону и канарейку, и напоил их вином, и сейчас в той плетёной клетке сидит жёлтая ворона и по ночам наполняет пещеру песней, будто порождаемой лютнями и цитрами волшебной страны.
— Теперь, когда я поразмыслила, — вскричала леди Анжелика. — Мы можем взять лучших и храбрейших наших воинов, ученика Барда, Жонглёра Золотыми Шарами и Наводящего Сон, числом тридцать человек и они вместе со мной выпьют этого объединяющего вина. Так эти тридцать вольются в моё тело. Затем я пойду и навещу великана в его замке, и в его пиршественном зале я выпью другого вина и тридцать появятся, чтобы сразиться с врагом нашего народа. Они одолеют и убьют его. Потом я снова выпью объединяющего вина и в своём теле доставлю тридцать завоевателей обратно в Валлинг. Там я смогу выпить второго зелья и тридцать человек покинут моё тело, освобождённые волшебным вином. Некоторые могут быть убиты, а другие ранены, но я останусь в безопасности, а великан будет убит. Достаточно ли его у тебя? Достаточно ли обоих его видов?
Старик выглядел обеспокоенным. — У меня есть фляга объединяющего вина. Его можно разделить на шестьдесят две порции. Что до другого, возвращающего объединённых в их первоначальные тела, то его хватит лишь на одну большую порцию и останется ещё несколько капель.
— Испробуй эти капли на той жёлтой птице, — велел Сесил.
Старик налил из золотой бутыли с выгравированным червём, который вечно омолаживался, глотая свой хвост, несколько капель бесцветной жидкости и предложил их жёлтой птице в плетёной клетке. Птица жадно выпила их и вдруг там оказалось две птицы, чёрная ворона и жёлтая канарейка, и, прежде, чем канарейка смогла запеть, ворона набросилась на неё и убила.
— Оно сработало, — прохрипел старик. — Оно сработало.
— Ты можешь приготовить больше второго эликсира? — спросил принц Густро. — Что я сделал однажды, могу сделать и дважды, — гордо заявил старец.
— Тогда начинай сразу же и сделай побольше. Когда ты его приготовишь, мы возьмём золотую бутыль и флягу, и посмотрим, что можно сделать, чтобы спасти Хубелейров, хотя это приключение я считаю исполненным большой опасности для моей дочери. — Так молвил повелитель.
С хорошо укрытыми эликсирами они поехали прочь от пещеры старика. Но принц Густро отвёл повелителя в сторону и сказал, — Я прошу о милости. Позволь мне стать одним из тех тридцати мужей.
Сесил покачал головой: — Нет. И снова и всегда нет! Сделав это я могу потерять свет моих очей. если она не вернётся назад ко мне, то я могу умереть от горя и ты один останешься заботиться о Доме Хубелейров. Если у человека есть только две стрелы и одной он выстрелил в воздух, то будет мудро приберечь другую в колчане до дня нужды.
Леди Анжелика рассмеялась, поскольку предположила причину их перешёптывания. — Я вернусь, — весело сказала она, — ведь старик был так мудр и разве вы не видели, как жёлтая птица разделилась на две и ворона убила канарейку?
Но Гомункул, сидящий на руках лорда Сесила, начал кричать.
— Что с тобой? — мягко спросил властелин.
— Я хочу снова вернуться в свою бутыль, — всхлипывал малютка; и он кричал, пока не заснул, убаюканный качанием лёгкого галопа боевого коня.
Через два вечера в пиршественном зале собралась толпа храбрецов. Там были огромные молчаливые воины, искусно владеющие булавой, кольчугой и перевязью, которые могли разить мечом, копьём и двулезвийным боевым топором. Жонглёр был там и Бард, и Книгочей, очень юный и очень мудрый. И с ними был муж со сверкающими глазами, который взглядом мог погружать людей в сон, а потом пробуждать их, щёлкнув пальцами. И к этой компании присоединились властелин и лорд Густро, и дрожащий Гомункул. На своём троне сидела леди Анжелика, прекрасная и счастливая из-за великого приключения, в котором участвовала. В руке у неё был золотой кубок, а каждый из тридцати мужчин держал хрустальную чарку. Затем флягу, наполовину опустевшую и маленькую золотую бутылочку, содержащую бесцветное вино, леди Анжелика скрыла под блестящим платьем. Лошадь леди, в усыпанной алмазами сбруе, беспокойно ржала снаружи, в лунном свете.
Лорд Сесил разъяснил это приключение, пока все тридцать мужчин сидели, неподвижные и торжественные; ибо они никогда не слыхали прежде о чём-то подобном. Никто из них не боялся обычной смерти, но это растворение было чем-то, что даже храбрейшего заставило задуматься, чем всё это может кончиться. Но когда настало время и был отдан приказ, все, как один, осушили свои хрустальные чарки и, пока леди пила своё вино, они допили вместе с ней последнюю каплю.
Затем настала тишина,