Он берет мою ногу в ладони и нежно целует щиколотку.

– Правда или действие?

Я не сразу нахожу в себе силы ответить.

– Правда.

Его пальцы сильнее сжимают мою лодыжку.

– Как ты думаешь, почему я оставил тебя семь лет назад? – спрашивает он.

Да, он не теряет времени даром и сразу переходит к делу. Сердце трепещет где-то в горле, и мне приходится собрать в кулак остатки воли, чтобы скрыть чувства.

Я судорожно, хрипло вздыхаю. Нет, прошлое больше не может причинить мне боли. Ничто из прошлого, никто. Оно существует лишь в моей памяти.

– Дес, какое это имеет значение?

Я чувствую мимолетное жжение в горле, хотя это ощущение не настолько болезненное, как тогда, в магазине. Это просто напоминание о том, что я должна ответить на вопрос.

Торговец ждет, ему не нужно меня торопить: за него это делает магия.

Я судорожно шарю руками по одеялу, цепляюсь ногтем за какую-то нитку.

– Я вынудила тебя. – Поднимаю на него взгляд. – Я зашла слишком далеко, и тебе пришлось уйти. – Когда последнее слово срывается с языка, магическая удавка отпускает мое горло, и я снова могу свободно дышать.

Возможно, прошлое и не причиняет мне боли, но оно по-прежнему представляется мне живым существом, чем-то реальным, осязаемым. Как все-таки это странно и непонятно, размышляю я. Почему кто-то или что-то, вошедшее в мою жизнь почти десять лет назад и затем исчезнувшее, по-прежнему имеет надо мной власть?

Торговец пытливо смотрит на меня, и его серебристые глаза мерцают в полумраке. Я не могу разгадать выражения его лица, но сердце сжимается от недоброго предчувствия.

Он снова кивает и поднимается на ноги. Только когда он протягивает руку, чтобы открыть стеклянную дверь, я вдруг понимаю, что он сейчас исчезнет, покинет меня.

При этой мысли все тело пронзает острая боль. Нет, я уже по горло сыта глупыми выходками собственного сердца. Если бы я могла, я бы разорвала его в клочья просто за то, что оно смягчилось по отношению к Торговцу тогда, когда разум мой желает навсегда забыть о наших прежних отношениях.

– Вот как, Дес? – окликаю я. – Снова спасаешься бегством?

Он оборачивается, положив ладонь на стекло, и его глаза вспыхивают.

– Ты права, хотя сама не представляешь, до какой степени, херувимчик. Ты действительно вынудила меня оставить тебя. Семь лет – долгий срок для того, кто ждет, особенно для таких, как я. Но знай: больше я от тебя не уйду.

Ноябрь, восемь лет назад

Одно желание превращается в два, два – в четыре, четыре – в восемь… и в один прекрасный день я обнаруживаю, что на запястье красуется браслет из ониксовых бусин.

Я собиралась провести с Торговцем всего один вечер, но постепенно это желание превратилось в зависимость. Я снова и снова хватаюсь за черную визитную карточку. Еще вечер, третий, четвертый, и я уже не могу без него. Я ничего не знаю о жизни и прошлом Торговца. У него нет причин делать мне одолжения.

Но он приходит.

Я смотрю на бусины и вспоминаю наш разговор во время второй встречи.

«Ты отдашь мне то, чего я потребую – что угодно. Скажи мне, херувимчик, ты готова выполнить любое мое желание?…Ты готова отдать мне свое тело?» Наверное, мне следует опасаться такой расплаты. Но, напротив, когда я вспоминаю об этом, меня всякий раз охватывают беспокойство, нетерпение, волнующее предчувствие.

Наверное, у меня с головой что-то не в порядке.

– О чем ты думаешь, херувимчик? – спрашивает он.

Сегодня вечером Торговец удобно расположился на моей кровати, которая ему, кстати, мала – ноги свешиваются. Я смотрю на него, и мысли принимают совершенно определенное направление…

Я чувствую, что краснею.

– Точно, это нечто неприличное. – Торговец поправляет подушку, закидывает руки за голову.

Я думаю, что сейчас он начнет дразнить меня, но вместо этого он разглядывает мою комнату. Я слежу за его взглядом и вижу, словно со стороны, свой туалетный столик, подставку для дешевой бижутерии и маленькую косметичку. Вижу постеры на стенах – один с портретом «Битлз», второй с фотографией Эйфелевой башни, и еще тот нелепый постер с надписью «Сохраняй спокойствие и продолжай читать». Письменный стол завален учебниками, рядом – кружка и жестянка с чайными пакетиками.

По полу разбросаны потрепанные книги, одежда, обувь.

Я чувствую себя обычной школьницей. Совсем юной и неопытной. Я понятия не имею, скольких женщин навестил за свою жизнь Торговец, но могу побиться об заклад: их спальни выглядели гораздо уютнее этой жалкой клетушки с дешевым чайником и постерами, приколотыми кнопками к стенам.

– Соседки нет? – спрашивает он, рассматривая складной стул, который я поставила на место второй кровати.

– Больше нет.

Она переехала в комнату к своей подруге, которую поселили одну, и которой нужна была компания. Узнав об этом, я испытала одновременно разочарование и облегчение. Мне не очень хотелось оставаться одной, но, с другой стороны, мы не подходили друг другу. Она была веселой и болтливой, а я… меня терзали глубоко запрятанные тяжелые воспоминания.

Торговец бросает на меня сочувственный взгляд.

– Никак не получается завести друзей, херувимчик? – спрашивает он.

Я недовольно морщу нос.

– Перестань меня так называть, – прошу я, усаживаюсь в компьютерное кресло и закидываю ноги на стол.

«Херувимчик». Вызывает ассоциации с пухлыми маленькими ангелами. Это прозвище снова заставляет меня чувствовать себя девчонкой.

Торговец в ответ лишь расслабленно улыбается.

– А кстати, у тебя есть имя? – вспоминаю я.

– Не хочешь говорить о друзьях? – с иронией спрашивает он.

– Это называется «уходить от ответа», – сквозь зубы бросаю я, откидываясь на спинку кресла, – и ты этим тоже не брезгуешь.

Торговец по-прежнему улыбается, но избегает смотреть в глаза. Сомневаюсь, что он когда-нибудь признается в этом, но мне начинает казаться, что ему нравится общение со мной. Лично я могу себе признаться в том, что мне нравится его общество. Оно помогает мне держать на расстоянии своих демонов.

– Ты действительно считаешь, что я всем подряд называю свое имя, херувимчик? – С этими словами Торговец берет с тумбочки у кровати какую-то бумажку.

– Прекрати. Меня. Так. Называть.

– А кто такой Джордж? – спрашивает он, читая надпись.

И мне хочется провалиться сквозь землю. Я бросаюсь к нему, выхватываю у него злосчастную записку, комкаю ее в пальцах и швыряю в мусорную корзину.