Мы позабыли все слова от такого коварства. Как могли мы ей довериться?! Двигатель внезапно заглох – воцарилась вопросительная тишина. Машина дернулась, словно носом ткнулась в преграду.

– Ой, конь спотыкнулся… – сказал Степан.

Короткий кашель, скрежет шестеренного механизма, мотор снисходительно заработал – неспешно, с пробуксовкой. Словно гном какой-то сидел в моторном отсеке и вертел (когда хотел) ручку завода. Вертолет затрясся, завибрировал, забренчала обшивка, стали лопаться заклепки, скрепляющие стальные листы. Вертолет подался вперед (и вниз!) короткими шажками.

– Ох, терзают меня предчувствия… – открыл Америку Степан.

– Да не психуйте вы, – фыркнула Виола, – сядем как миленькие. Обычная штатная ситуевина…

Мы сели, но как эффектно! Вертолет превращался в неуправляемый сундук с гайками. Топливные баки опустели. Мы словно танцевали венский вальс в сотне метров над землей. Я кричал, Степан кричал – и Виола с нами за компанию. Земля под нами носилась кругами. Мы садились на заросший разнотравьем луг. На юге простирался лесной массив, а за массивом, у подножия пологого холма, мелькали крыши довольно крупной деревни. Но это было так далеко…

Виола что-то бегло переключала на панели, и за мгновение до катастрофы ей удалось приструнить падающую машину. Вертолет слегка завис, словно собирался с духом… и рухнул с метровой высоты. Треснул механизм крепления шасси, подломилась передняя стойка, машина накренилась и застыла.

– Земля-матушка, – прокомментировала из кабины Виола.

– Жесткач, на фиг… – спотыкаясь, пробормотал коротышка. – На ноль, блин, поделили…

– Нас всех в этом мире на ноль поделили! – захохотала Виола.

– Я, кажется, зуб коренной проглотил, – с ужасом глядя на меня, сказал Степан.

– Как это? – не понял я.

– Он давно уже шатался… Это ты, идиотка, виновата!

– Ну, идиотка, – пожала плечами Виола. – Подумаешь, новость. Но все, однако, живы. Пока, – добавила она, с сомнением покосившись на лесной массив.

– Бежим! – всполошился коротышка. – Сейчас рванет! – И на корточках засеменил к выходу.

– Не взорвемся, – хохотала Виола, – баки пустые! Даже если захотим – все равно не взорвемся. Но мелкий прав, надо уходить.

При десантировании из «Ми-8» мы чуть не потеряли коротышку. Он вывалился наружу – ноги не слушались, подкосились, и он припал к стальной обшивке. Категорически запрещается это делать. Степана вздыбило, он заискрился, как новогодняя елка; волосинки, выросшие за год на голом черепе, восстали дыбом. Его отбросило от вертолета. Степан катился колобком по полю, орал, его трясло, как эпилептика. Я бросился его ловить, но он уже поднялся на колени, смотрел на меня объятым жутью взором и все еще потрескивал – мол, что это было? От коротышки можно было прикуривать.

– Поздравляю, мой одноклеточный друг, – с облегчением вымолвил я. – Век живи – век учись. Объясняю для технически тупых: во время полета корпус вертолета накапливает изрядное количество статического электричества. И прикасаться к «вертушке» после посадки смертельно опасно.

– Пока его не заземлят специальными устройствами, – добавила, подходя, Виола. – Странно, – сказала она, внимательно осмотрев трясущегося коротышку, – по идее, Степашка должен быть мертвым. Но выглядит всего лишь потрясенным. Это чудо?

– Сама ты чудо, – пожаловался Степан вибрирующим голоском. – Меня словно копытом отоварили.

– Проводка у тебя сгорела, – фыркнул я. – Больше не лезь, куда не просят.

– А я знал? – Он хотел возмутиться, но сник.

Виола укоризненно покачала головой и вернулась к вертолету. Степан рывками приходил в себя, приглаживал волосинки, как-то подозрительно потягивая носом.

– Это запах или ощущение?

– Попахивает, да, – согласился я. – Кто-то из нас едва не сгорел.

Я изрядно перенервничал. Сердце стучало, как печатная машинка. Пока я был статистом при оживающем Степане и старался к нему не прикасаться, Виола надела на спину свой пополневший рюкзачок, туда же поместила «Кедр», задумчиво походила вокруг тонкоствольного бельгийского пулемета FN MAG, приделанного к плавающей консоли. Затем забралась в кабину, выбралась с увесистым ломиком-монтировкой и принялась отдирать пулемет от консоли.

– Ты тоже решила отличиться? – поинтересовался я.

– Глупый ты, дядя. Знаешь, что творится в этих лесах?

Я опасливо покосился на чернеющий в отдалении хвойник. Если уж мы выбрали южное направление, то придется тащиться через лес. К тому же за лесом деревня – мы видели ее во время падения. Сердце упруго сжалось, предупреждая о том, чего я пока не видел.

– Ты умеешь стрелять из авиационного пулемета, многогранная ты наша? – Я отобрал у дамы ломик и без особого энтузиазма вывернул двенадцатикилограммовый пулемет из приваренных к полу направляющих.

– Не умею, но уже стреляла, – проворчала Виола, отбирая у меня пулемет, снабженный рукояткой для переноски. – Дай сюда, мне спокойнее будет. И держи ухо востро, когда войдем в лес. Друзей мы здесь не найдем, заруби на носу. Степан умеет стрелять?

– Нет, он скорее пацифист.

– Плохо, – вздохнула девица. – Пусть идет между нами, не высовывается и не лезет с полезными инициативами…

Я надеялся, что она преувеличивает. Каратай – безусловно, копилка остроумных опасностей, и лучше перестраховаться; но чтобы вот так сразу… Уже на опушке мы подверглись массированной атаке. У тварей, выскочивших на нас, был один мозг на весь коллектив – им терпения не хватило дождаться, пока мы войдем в лес, и спокойно там нас прибить. Ватага оборванцев вывалилась из леса и без всяких уведомлений (типа стой, стрелять буду, дайте закурить) бросилась на нас. Степан заметался, как белка, между мной и Виолой. Бедный коротышка – не успел оправиться, а тут опять потрясение… Я тоже растерялся. Что-то подобное я уже видел три года назад. Убогие люди, выброшенные за ненадобностью из концлагерей и прочих «трудовых» заведений, дичали в лесах Каратая, сбивались в стада, жили первобытно-племенной жизнью и уже практически не пользовались языком, когда-то воздвигшим их на пьедестал эволюции. Бессловесные неразумные твари, проводящие время в поисках еды. А с продуктами, надо полагать, с некоторых пор в Каратае напряженно, в качестве провизии теперь используются всякие неожиданные вещи – например, троица путников… слава богу, что увешанных оружием!

– Стреляй, дядя! – истошно визжала Виола. – Стреляй, твою мать! Трубку мира покурить с ними собрался?

Мне было досадно, что она все время называет меня дядей. Десять лет разницы в возрасте… и уже такой старик? Я стряхнул с плеча «Кедр» – жалко, что не «калашников»… Атака была напористой. Десятка полтора физически развитых особей мужского пола, размахивая палками и корягами, летели на нас. Реяли кудлатые бороды, спутанная волосня, оборванные одежды явно не из последней коллекции Армани, хрипели глотки. Загремел пулемет – Виола строчила от живота, придерживая увесистую коробку с магазином. Ей было тяжело, но страх даже женщин заставляет поднимать тяжести… Споткнулась образина в оборванном камуфляже (явно стырил со съеденной жертвы), зарылась носом в податливый бугорок. Покатилась худосочная тварь с морщинистой, похожей на шланг от пылесоса шеей. Я выпустил длинную очередь в троицу дикарей, уже гарцующих напротив меня. Строчил в зловонные распахнутые пасти, украшенные остатками зубов, в глаза, сверкающие плотоядной злостью. Твари не были бессмертными, и развалились кто куда, а я метнулся в сторону, проделал кувырок, своевременно вспомнив основное правило боя: если противник в зоне досягаемости, то, собственно, и ты тоже… И коряга, предназначенная моему сообразительному лбу, вспахала землю, где я только что стоял. Несколько атакующих сменили направление, подались в мою сторону, но я уже стоял на колене и стрелял одиночными, с ужасом думая, что патроны в магазине кончаются, а дать мне тайм-аут для перезарядки твари вряд ли согласятся. Повалился, картинно выпятив грудь, экземпляр, подходящий на роль Бена Ганна. Схватился за лицо горбоносый мордатый дядя с бородой по пояс – странно, в Каратае, как правило, не встретишь выходцев с Кавказа (их только пусти), но этот как-то пролез… У третьего в «когорте» – с выпуклым трехгранным лбом мифического Фавна – сохранилось что-то вроде инстинкта самосохранения; он увернулся от пули и с пронзительным птичьим криком покатился за бугор.