Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Унижаться идешь? Ну иди, унижайся, она за дело получила, а теперь еще тебе будет рассказывать, что ты во всем виноват, – протянула ему вдогонку мать Александра.
Конечно, так и произошло. Услышав ровно те слова, о которых говорила мать, Александр напал на девушку с кулаками. Медсестры едва успели его оттащить, а потом выгнали его с запретом на посещение.
Прошло какое-то время, и Александр вновь решил помириться с девушкой. На этот раз ему даже согласилась помочь мать. Она пообещала уехать на месяц жить к дочери. Так и случилось. Женя не хотела больше иметь с женихом ничего общего, но Александру удалось ее затащить в квартиру под каким-то предлогом. Чтобы девушка не сбежала, пока тот извиняется, он приковал ее к батарее.
В течение месяца он издевался над ней. Женя начинала кричать и просить ее выпустить, и тот избивал ее до полусмерти, а потом готовил для нее суп, но девушка вновь делала что-то «неправильное», и Александр не давал ей супа… неделями.
Это напоминало то, как трехлетний ребенок играет с хомячком, постепенно убивая его, бьет его по попе за то, что тот плохо дрессируется, а потом трясет со всей силы, если хомячок вдруг перестает подавать признаки жизни. Александр долго тряс Женю, но та больше не приходила в себя. Мужчина отвязал девушку от батареи, перенес на кровать и заснул. Так он стал жить, со смирной и хорошей «невестой». Спустя пару дней в квартиру вломилась милиция и увидела Александра, спящего на кровати с уже мертвой девушкой.
Родители Жени не стали сразу бить тревогу, считая, что та проводит время с женихом, а не с кем-то там в подворотне. Приходили ли в квартиру мать и сестра Спесивцева в течение этого месяца – неизвестно. Они это отрицали, но вряд ли такое могло произойти, учитывая, что мать считала сына не способным жить самостоятельно.
Александр уже имел психиатрический диагноз, поэтому экспертиза много времени не заняла, и вскоре его направили на принудительное лечение. В больнице Александр провел три года, за которые успел набить себе букву «Е» в память о невесте, в потом попросил приятеля по палате сделать ему пирсинг… интимного органа. Врачи посмотрели на этот гноящийся кошмар, но трогать не стали, мало ли кто какой пирсинг себе делает, от этого его пусть в районной поликлинике лечат, а с головой у него вроде как все более или менее стало, так что его решили все же выписать. Александр вдали от матери вел себя вполне вменяемо, никакой агрессии не выказывал, даже наоборот: любил читать стихи и рисовать вполне себе добрые картинки. Отклонения в психике и отставание в развитии имели место быть, но не опасные для общества, да и не такие уж сильные.
Глава 4
Охота
1991–1996 гг
После выписки Александр поселился в доме у матери, но уже больше не пытался наладить свою жизнь, пойти учиться или устроиться на работу. Вместо этого он предпочитал пить водку на кухне. Мать иногда что-то журящее по этому поводу говорила, но потом ставила своему «больному и несчастному» сыну на стол новую бутылку. Людмила теперь жила на два дома: несколько дней проводила в квартире дочери, а потом возвращалась к сыну.
Естественно, и мать, и сестра, приходили навещать Александра, но теперь появились моменты, когда Спесивцев был полностью предоставлен сам себе. В одиночестве ему становилось страшно, поэтому он брал с собой бутылку спиртного и шел к вокзалу, чтобы там провести время с бездомными, которые рады были водке и новому знакомому.
На вокзале он познакомился с двадцатилетней Еленой Труновой. Девушка работала в детском саду и не имела никакого отношения к вокзальным бездомным, но каким-то удивительным образом ее заинтересовал Александр. Спесивцев выглядел мягко говоря отталкивающе, но вот говорить он умел хорошо и красиво, знал много стихов и умел поддержать разговор не только о качестве продаваемого в магазине алкоголя. Девушка быстро согласилась пойти вместе с Александром к нему домой.
Девушка переживала расставание, поэтому ей в целом не важно было с кем начать новую свободную жизнь, Спесивцев казался не таким уж скверным вариантом. По мере того, как они подходили к дому, Спесивцев становился все более странным и отталкивающим, а когда он снял с себя штаны, Елена не смогла сдержать брезгливого смешка. Пирсинг на воспаленных гениталиях Александра выглядел максимально неуместно и неприятно. Спесивцев разозлился и убил девушку, а потом и расчленил. Мать пришла на следующий день. Пожурила его за бардак и молча вынесла останки девушки к реке.
Когда женщина пришла в следующий раз, на кухне она увидела уже шесть трупов подростков. Не вполне понятно, каким образом Спесивцеву удалось разом затащить и перебить такое количество детей, но факт остается фактом. В следующий раз на кухне обнаружилась компания девочек-подростков и весело бегающая по квартире черная собака.
В квартире 357 все время играла очень громкая музыка, раздавались крики и уже начинал просачиваться запах. Соседи списывали это на огромного ньюфаундленда, которого недавно завели Спесивцевы, а также на сомнительного вида друзей парня, напоминавших бездомных и беспризорников.
Спесивцев заманивал к себе детей, потом связывал, придумывал разные виды пыток, а потом его мать избавлялась от тел. Потом заманивать к себе стала уже мать Александра, так как в последнее время сын выглядел как-то особенно пугающе. Части тел стали использовать в пищу, хотя на суде факты каннибализма доказать не удалось.
Почти каждый день в квартиру приходила старшая дочь женщины. Та с брезгливостью смотрела на дымящиеся кастрюля с похлебкой, садилась на стул и начинала что-то обсуждать с матерью, пока из дальней комнаты раздавались крики и мольбы о помощи, а иногда оттуда выбегал огромный ньюфаундленд с костью в зубах.
По вечерам мать Александра частенько видели с ведрами в руках. Соседи думали, что Спесивцевым отключили воду за неуплату, и бабка ходит к реке за водой, а заодно собирает мусор, чтобы найти там что-то ценное. Люди к Спесивцевым относились с жалостью и брезгливостью, предпочитая обходить их стороной. Благо, что те жили на последнем этаже и лифтом не пользовались. Мать Александра всегда была сварливой старухой (есть вероятность, что с рождения), а Александр вроде бы и производил иногда нормальное впечатление и даже заводил какие-то знакомства с немаргинальнными людьми, но тогда