Годрик переглянулся со своими соседями, затем ответил, возможно, чуть поспешнее, чем нужно:

— Илиам Цак сбежал? Это невозможно! Никто и никогда не покидал анклав, и если бы кто-нибудь только попытался, я тотчас узнал бы об этом. У нас нет ни стен, ни порот, но мы и не нуждаемся в них, потому что у нас есть иные возмож… — Внезапно он прервался на полуслове, словно сказал нечто такое, чего говорить не следовало. — Одним словом, Цак находится в своей башне уже пять столетий и останется там до самого конца. Если нужно, я готов поклясться…

— Я верю вашему слову, — склонила голову Джэйл. — Но у меня приказ короля, и я должна убедиться лично, что эти слухи лживы и Цак находится в Штернентале. Наш король очень мудр и дальновиден. Он считает, что даже самый невероятный слух заслуживает внимания и проверки.

— Слухи, слухи… — проворчал Годрик. — Это пустая болтовня, и только. Ручаюсь, в Штернентале все идет как должно. Поверьте моему слову, тот, кто прислушивается к слухам, — просто осел! Если бы я верил всему, что болтают в городе, то давно сошел бы с ума. У людей мало развлечений, вот они и придумывают невесть что…

— Говорят также, что слух в последнюю очередь достигает ушей того, кого он больше всего касается, — твердо сказала Джэйл.

— Ну что же, может быть, вы и правы, — со вздохом отозвался Годрик, видимо, он понял, что спорить с Серафимой бесполезно. — Разумеется, вы вольны в своих поступках, а приказ короля открывает перед вами все двери в Штернентале. Я полагаю, вы остановитесь в «Шелудивой собачонке». Брутус, хозяин трактира, позаботится о том, чтобы вы ни в чем не испытывали недостатка. Он может показаться угрюмым и необщительным. Но он — верный человек и отличный хозяин. Советую вам попробовать его стряпню, и обязательно закажите эль. Ради такого эля я остался бы в Штернентале, даже если бы мне представилась возможность уехать. — Годрик улыбнулся почти заговорщицки, однако тут же снова посерьезнел и сказал со вздохом, словно его собственные слова были ему не совсем по душе: — Вы можете навестить Илиама Цака в любое время, если находите, что это необходимо. А теперь прошу извинить меня…

Джэйл поклонилась с такой учтивостью, словно Годрик и в самом деле оказал им самый любезный прием.

На том аудиенция и окончилась. Едва дверь за путниками закрылась, Зара презрительно фыркнула, давая волю своему гневу:

— Великие небеса, что за болван! Его тупость может сравниться только с его же высокомерием!

Но Джэйл, казалось, вовсе не была возмущена столь холодным приемом. Если она и была чем-то недовольна, то виду не подавала. Пожав плечами, не отвечая на гневные слова Зары, она пошла по коридору к лестнице.

Однако Зару ее поведение рассердило ничуть не меньше, чем пренебрежение, выказанное официальным «болваном». Вампирше не нравилась мысль о том, что у серафимы имеются какие-то тайны. Раз уж Зара ввязалась в эту историю, она желала в полной мере доверять спутникам.

— Почему ты им солгала? — спросила она, когда они уже спускались по лестнице.

— Солгала? — удивилась Джэйл. — О чем ты?

— Я говорю об этих волшебниках! — не отставала Зара. — Почему ты не сказала им всей правды?

— Потому что в этом не было нужды, — спокойно пояснила Джэйл. — И еще потому, что у стен есть уши. Нам лучше соблюдать осторожность.

— И как можно скорее поесть! — воскликнул Фальк в нетерпении. — Я готов скатиться кубарем по этой лестнице, если внизу меня будет ждать тарелка супа!

И снова ни Фальк, ни его спутницы не заметили спуска — то ли из-за усталости, то ли благодаря магии (Зара решила, что второе вероятнее). Они просто очутились в нижнем зале, и двери тотчас распахнулись перед ними. Тут путешественникам и очередной раз пришлось удивиться. Они видели здесь уже достаточно чудес. Но, похоже, в Штернентале чудеса действительно встречаются буквально на каждом шагу. И одно из них как раз поджидало Джэйл, Зару, Фалька и Тора за дверями.

Пока они гостили у Годрика, на город опустилась ночь. Лишь в немногих окнах светились слабые огоньки, но улицы и переулки тонули в непроглядной тьме. Луна то показывалась, то вновь исчезала в быстро несущихся по небу облаках. Воздух оказался неожиданно холодным. Под ногами у путешественников шуршали опавшие листья, и, когда на них падал лунный свет, можно было увидеть, что они уже не зеленые, а медно-бурые. От земли поднимался горьковатый запах преющей листвы. Вскоре закрапал мелкий холодный дождь.

Сомнений не было — за какой-то час день превратился в ночь, а одно время года сменилось другим.

Лето покинуло Штерненталь.

Теперь здесь царила осень.

Дверь трактира «У шелудивой собачонки» скрипела так пронзительно, что казалось, на пороге орет кошка, которой придавило хвост. Зато никто не мог войти в трактир незамеченным. Впрочем, когда трое путников, расседлав лошадей, устроив их в пустой конюшне и засыпав им овса из найденного тут же мешка, открыли дверь и зашли в полутемное помещение, им показалось, что трактир, как и весь город, пуст.

Потом они поняли, что это не совсем так. В заведении находились посетители. За угловым столом сидели трое мужчин в белых мантиях с длинными белыми бородами — похоже, такова была униформа волшебников. На столешнице перед ними было начерчено несколько прямых и косых перекрещивающихся линий, поверх которых лежали медные фишки. Заслышав скрип двери, посетители тут же забыли об игре и с недоверием уставились на вошедших.

Брутус, хозяин трактира, здоровенный парень довольно зверского вида, стоял за стойкой, вытирая руки о фартук, и столь же недоверчиво глядел на нежданных гостей. Он не спешил здороваться. Зара ответила ему столь же мрачным взглядом и подумала, что этот тип — скорее всего, плод любви какого-нибудь волшебника и самки орков.

Трое путешественников сели за круглый столик у окна. Зара устроилась так, чтобы видеть входную дверь, — береженого Бог бережет. Фальк плюхнулся на первый попавшийся стул и нетерпеливо забарабанил пальцами по столешнице. Брутус подошел к ним вразвалку и поставил на стол свечу.

— Чтамгодно? — поинтересовался он.

— Простите? — осторожно переспросила Джэйл.

— Чтамгодно? — как ни в чем не бывало повторил хозяин.

Наконец Джэйл поняла, что он с превеликим трудом шевелит огромными губами и едва ворочает языком. Поэтому большую часть звуков он попросту не воспроизводит. Видя затруднения серафимы, Брутус произнес по слогам:

— Что-вам-год-но?

Джэйл наконец поняла, что это означает: «Что вам угодно?»

— Принесите, пожалуйста, три кружки вашего лучшего эля… — радостно начала она.

Тут Тор, лежавший под стулом Зары, поднял голову и ткнулся носом в колено серафимы.

Понять его оказалось гораздо проще, чем Брутуса.

— Четыре кружки, — тут же поправилась Джэйл, — одну вылейте в миску и потом принесите нам всем лучшей еды, какая только есть на вашей кухне.