у меня сложилась своя точка зрения на шизофрению: я думал, что все мы в какой-то мере сумасшедшие.

Рис. 6. Ассоциативный тест

Я сделал анамнез, но не обнаружил ничего, что могло бы пролить свет на ее болезнь. Тогда я применил тест на ассоциации и сделал с его помощью немаловажные открытия. Первое нарушение было вызвано словом «ангел», а слово «упорный» привело к полному отсутствию реакции. У пациентки наблюдалось нарушение реакции на слова «зло», «богатый», «деньги», «глупый», «дорогой» и «женитьба». Эта женщина была замужем за преуспевающим и, по-видимому, довольным жизнью человеком. Я беседовал с ее мужем, и он лишь подтвердил ее слова о том, что депрессия началась спустя два месяца после смерти ее старшей четырехлетней дочери. Тест запутал меня окончательно, я не мог свести воедино и объяснить реакции моей пациентки. Вы тоже можете попасть в такую ситуацию, особенно если не так часто сталкивались с подобными заболеваниями. Начните со слов, которые не отражают сути вашего теста. Если же вы сразу попросите охарактеризовать наиболее сильные раздражители, то можете получить ложный ответ. Поэтому начните с нейтральных слов, и тогда вам гарантирован искренний ответ. Я начал с того, что спросил у пациентки, значит ли для нее что-нибудь слово «ангел». Заплакав, она сказала, что это ребенок, которого она потеряла. Значение слова «упорный» пациентка отрицала, сказав, что оно для нее ничего не значит. Я так и не смог ничего от нее добиться. Затем последовала серьезная негативная реакция на «зло». Она просто отказалась отвечать. Я не мог вытянуть из нее ни слова. «Голубой» ассоциировалось у нее с глазами умершего ребенка: «Они были удивительно голубые, когда она родилась, но это не были глаза моего мужа…» В результате выяснилось, что глаза у девочки были похожи на глаза бывшего возлюбленного ее матери. Мне удалось расположить пациентку к рассказу.

В небольшом городе, где она росла, жил богатый молодой человек. Она была из обеспеченной, но не именитой семьи. Он – богатый аристократ. Герой, о котором мечтала каждая девочка в том маленьком городке. Она была хорошенькой, верила в себя и надеялась. Но родители сказали, что он богат и вовсе не думает о ней. А вот мистер такой-то – милый человек, и почему бы ей не выйти за него замуж… Он вышла замуж и даже была счастлива первые пять лет своего супружества, до тех пор, пока ее не навестил друг детства. В отсутствие мужа он сказал ей, что она причинила боль одному джентльмену (имелся в виду Герой), что он был влюблен в нее и ее брак оказался для него ударом. Это известие словно током пронзило нашу пациентку, но она сумела взять себя в руки. Через две недели она купала своих детей – мальчика двух и девочку четырех лет. Вода – это было не в Швейцарии – вызывала некоторые подозрения; как оказалось, она на самом деле была заражена тифозной палочкой. Мать заметила, что девочка тянет в рот губку для мытья, но не остановила ее. А когда мальчик попросил пить, она дала ему эту воду. В результате девочка заболела тифом и умерла, мальчика спасли. Получилось то, чего она втайне хотела (или дьявол в ней хотел), – возможность расторгнуть брак, с тем чтобы выйти замуж за другого. Получилось, что она совершила убийство. Сама она этого не знала: она излагала только факты, но выводов не делала. Однако именно она была в ответе за смерть ребенка, поскольку знала, что опасность заражения была. Передо мной встал вопрос: сказать ей о том, что она убийца, или лучше промолчать? Поясню: криминал ей не грозил, но такое «известие» могло бы ухудшить ее состояние. Учитывая неблагоприятный прогноз, я решил использовать шанс: если она осознает свой поступок, возможно выздоровление. Я собрался с духом и сказал: «Вы убили своего ребенка». Это был взрыв эмоций, они затмили все, но потом она пришла в себя. Через три недели мы ее выписали. Я наблюдал за ней в течение пятнадцати лет – рецидива не было. Депрессия психологически соответствовала ее случаю: она – убийца и должна понести наказание. Но вместо тюрьмы она оказалась в психиатрической лечебнице. Возложив тягостную ношу на ее сознание, я фактически спас ее от кары безумия. Признание греха дает силы жить дальше, в противном случае человек обрекает себя на неизбежные страдания.

Обсуждение

Вопрос:

Я хочу вернуться к вчерашнему вечеру. Уже ближе к концу лекции, когда речь шла о высших и низших функциях, доктор Юнг сказал, что мыслительный тип пользуется своей чувствующей функцией архаически. Мне хотелось бы знать, истинно ли обратное? Действительно ли чувствующий тип, когда он пытается мыслить, мыслит архаически? Иными словами, должны ли мы неизменно видеть в мышлении и интуиции функции более высшие по сравнению с чувством и ощущением? Я спрашиваю об этом потому, что… насколько я понял из лекции, ощущение является самой низшей из сознательных функций, а мышление – наивысшей. В повседневной жизни мышление, конечно, выглядит более значительным. Когда профессор – не профессор Юнг, а вообще, – размышляя над своими исследованиями, думает о самом себе, то себя он считает и другим представляется высшим типом – высшим по сравнению с крестьянином, который говорит: «Иногда я сижу и думаю, а иногда просто сижу». Профессор Юнг:

Я надеюсь, что не давал вам какого-либо повода считать, будто я отдаю предпочтение какой-либо из функций. Доминирующая функция у того или иного индивида всегда наиболее дифференцирована, но таковой может быть любая из функций. У нас нет абсолютно никаких критериев, на основании которых можно было бы сказать, что та или другая функция сама по себе является наилучшей. Мы можем лишь отметить, что данный индивид лучше всего адаптируется с помощью своей дифференцированной функции и что в наибольшем небрежении при этом оказывается подчиненная функция. Сейчас есть люди, считающие высшей функцией интуицию.

Утонченные люди предпочитают интуицию – это первоклассно! Человек ощущающего типа всегда считает других людей ниже себя: он уверен, что им недостает реализма. Он единственный – подлинный реалист, а все остальные – фантазеры, далекие от реальности. Каждый считает, что его первичная функция – ведущая. В этом вопросе все мы склонны к удручающей слепоте. Для понимания подлинной порядковой связи функций в нашем сознании необходим строгий психологический критицизм. Многие люди считают, что мышление способно решить все мировые проблемы. Но на самом деле истину невозможно установить без участия всех четырех