Я уставилась на нее, не понимая, о чем она говорит.

– Ну, ты знаешь этих солдат. Они на все готовы ради…

– Ради чего? – спросила Матильда.

– Ну, вы знаете.

Агнес дотронулась до своего носа и посмотрела на меня многозначительным взглядом. Тут вошла мама со свежезаваренным чаем.

– Bonsoir, les filles.

Мы сразу перестали сутулиться, сосредоточились и выпрямили спины.

– Bonsoir, Madame de la Ville, – хором произнесли Агнес и Матильда.

Она разлила всем чай через ситечко в фарфоровые чашки.

– Merci, Madame de la Ville.

Я вздохнула и стала ждать, пока она выйдет из комнаты, чтобы мы могли продолжить разговор. Но она не собиралась уходить – она стояла в своем пошитом у портного приталенном костюме. Я бы хотела, чтобы у меня был такой костюм, а не бесформенные платья, которые она шила мне. Думаю, она все еще считала меня ребенком.

– Как поживает твоя мама? – спросила она Агнес. На ее ровном лбу появилась озабоченная морщинка.

– Все хорошо, спасибо. – Я почувствовала, что Агнес напряглась. Ее мама дружила с моей, но потом что-то случилось. Что-то связанное с войной и черным рынком.

– Я все еще помогаю в булочной, когда там есть немного хлеба.

– Да, кажется, что очереди становятся все длиннее, не так ли?

Она отвернулась от Агнес.

– А как твоя учеба, Матильда?

– Хорошо, спасибо. То есть, я имею в виду, что все не всегда гладко, некоторые курсы отменили.

Мама кивнула.

– У тебя есть учебники, но это не то же самое, не так ли?

– Нет, конечно, нет, особенно с наукой.

– Конечно.

Казалось, что мама не помнила, что именно изучает Матильда.

– Bien. Тогда я оставлю вас, девочки. Я вернусь в восемь часов, так что у вас будет достаточно времени, чтобы вернуться домой.

– Но мама, это всего через час. Они живут недалеко.

– Нет смысла лишний раз рисковать.

Она развернулась на каблуках и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.

– Не переживай, Шарлотта, – сказала Матильда сочувственно. – Моя мама предпочитает, чтобы я возвращалась домой до комендантского часа.

– Шарлотта, – Агнес посмотрела на меня с беспокойством, – ты правда должна быть осторожнее, раз ты работаешь в этом госпитале для бошей. Я удивлена, что родители позволяют тебе. Люди могут не то подумать.

– О чем это ты? – Я почувствовала, как участился мой пульс.

– Ну, ты знаешь. Они могут подумать, что ты коллаборационистка.

– Нет!

– Ты знаешь людей. Они такие.

– Хватит, Агнес! Все знают, что Шарлотта не такая.

Матильда зло посмотрела на Агнес.

– Конечно, нет! Мы заступимся за тебя. – Агнес поднялась, расправила платье и посмотрела на картину на стене.

– Это Пикассо?

– Да, мама получила его на прошлой неделе.

Она подошла ближе к картине.

– Очень прогрессивно. Теперь ему нельзя выставляться, знаете. Нацисты считают, что это убогое искусство.

– Убогое? – Матильда рассмеялась. – Кто тут еще убогий?

– Должно быть, она стоила целое состояние. – Агнес продолжала рассматривать картинку.

– Это подарок.

– Подарок? – Она вскинула бровь. – Должно быть, твоя мама знает интересных людей.

Я уставилась на нее, гадая, что она думает на самом деле.

Париж, 5 апреля 1944 года

Два дня спустя Жан-Люк завтракал тостами с маслом – у них было масло! – когда перед ним вдруг возник начальник станции.

– Bien, bien. Что же ты с собой натворил?

Его рука машинально потянулась к повязке на лице.

Начальник станции смущенно стоял и разглядывал пустую постель Кляйнхарта, который только что отошел. Наверное, в уборную.

Жан-Люк отодвинул свой тост, от аппетита внезапно не осталось и следа.

– Нет-нет, доедай. Я только пришел посмотреть, как ты тут, и задать пару вопросов… Ты не против?

Начальник станции указал на кровать, как бы спрашивая, может ли он присесть.

– Конечно. Садитесь, пожалуйста. Тут хватит места.

Merde! Он должен был быть к этому готов. Как он будет выкручиваться?

Шаг первый: не показывать, что ты нервничаешь.

Жан-Люк снова положил тост перед собой и заставил себя откусить кусочек, но теперь он был холодным и сухим и застревал в зубах.

– Кажется, они хорошо о тебе заботятся.

– Да.

– Как твоя нога?

– Перелом бедра. Должно быстро зарасти.

– Рад слышать. Это очень… досадно.

Жан-Люк нахмурился. Ему показалось, что он намеренно преуменьшает.

– Я плохо помню, как это случилось.

– Да. Все произошло уже после того, как ты ранил лицо. Один из бошей… То есть один из немецких солдат… один из них подумал, что ему надо было указать тебе на ошибку.

– Указать на ошибку? – Сердце бешено застучало.

– Он подумал, что ты ошибся. – Начальник станции сделал паузу. – Ну, в каком-то смысле он ведь был прав? Эта часть путей была в полном порядке. Я сам проверял ее днем ранее. Что ты делал там с этим ломом?

Жан-Люк пытался найти правильные слова. Шаг второй: иметь в запасе подготовленные ответы.

– Ну… Пути были не совсем в порядке. Мне пришлось вернуть один рельс на место.

– На место? Но ты толкал лом в обратную сторону.

В этот момент появилась медсестра.

– Посетитель? Как замечательно.

Девушка улыбнулась.

– Мне только нужно измерить вашу температуру, а потом я уйду и не буду вам мешать.

Но Жан-Люк не хотел, чтобы она оставляла его наедине с начальником станции. Он открыл рот и слегка приподнял язык, чтобы сестра поставила градусник. И с облегчением осознал, что не сможет продолжать разговор, пока во рту у него стеклянная трубка.

Он откинулся на подушку и смотрел, как медсестра разговаривает с начальником станции. Краем уха он слышал, что они разговаривают о карточной системе, и удивлялся, почему они вышли на эту тему.

Жан-Люк попытался сосредоточится и придумать ответ на вопрос про лом.

Шаг три: будь внимателен и последователен в своих ответах.