– Здравствуйте, господа, – сказал, не скрывая удовольствия, Кряжин. – Вижу, торопитесь. Понимаю. А потому спрашиваю – лезть в карман за удостоверением или на слово поверите? У меня руки, видите ли… Грязные.

Один из четверых, присев на стул, вспомнил! Это он готовил креветки под чесночным соусом в половине одиннадцатого вечера. Пришла Майя и сказала: «Приготовь козлам из триста восьмого креветок». «Почему козлам?» – спросил он, догадываясь по лицу Майи, почему. «Доллар пожалели», – ответила Майя, и повар понял, что ошибся.

Он сварил креветки, выложил на блюдо, украсил зеленью, приготовил в горшочке соус и вызвал Майю. Но той почему-то не оказалось на месте («Номер «люкс», Колмацкий», – быстро вспомнил Кряжин), и заказ унесла Зина.

«Парад имен!» – взревел внутри советника рассерженный демон.

– Она говорила, в какой номер готовится заказ?

Не говорила.

– Кто-то еще этой ночью заказывал креветки? Я ко всем обращаюсь.

Все помотали головами – не слышали о таком.

Кряжин вернулся к горничным. Их стало еще в два раза меньше. Наступала смена, и советнику посчастливилось, что он вообще кого-то застал.

– Где Зина?

Мужиков из Генпрокуратуры не любят по ряду причин. Над самим определением «Генеральная прокуратура» витает какой-то дух всемогущества, вседозволенности и неприкасаемости, позволяющий носителю этого духа совершать серьезные поступки глобального масштаба от имени государства, и в памяти хоть раз связавшихся с этими мужиками граждан не застряло ни одного примера, когда бы всенародно было признано, что поступки совершены ошибочно. Бытует мнение, что в Генеральной прокуратуре работают умные люди. Это тоже порождает сомнение в том, что с ними стоит связываться. Стоит умному мужику дать повод зацепиться в своем ответе хотя бы за одно слово, он вытащит из тебя все, что ты знаешь. Впрочем, для этого мужику необязательно и в прокуратуре работать.

Еще одна причина – это настойчивость. Умный мужик, да еще работающий в прокуратуре, которого невозможно отбрить одними лишь уверениями в том, что дело бесперспективно… То есть – бесполезно, мол, со мной разговаривать, потому что я ничего, мол, не знаю… Это наиболее опасные из умных мужиков, работающих в прокуратуре, для граждан. Так решила старшая горничная, ответив за всех: «Мы не знаем».

Когда в чистом поле с копьями наперевес сталкиваются старший следователь по особо важным делам и старшая горничная, это зрелище не может не вызвать интереса у окружающих. Когда-то бабы выходили меж враждующих сторон, бросали наземь белый платок, и кровопролитие прекращалось. Старшая горничная решила бросить платок не наземь, а в лицо «важняку». И теперь всем хотелось убедиться в том, что это тот поступок, который в последующем можно повторять и им гордиться.

– Хотите стать главными героинями сериала «Разочарованные»? – удивился советник. – Не вижу проблем. Рисую перспективы. Через три минуты после того, как я не получу ответа, ни одна из присутствующих дам хранить трудовую книжку в этой гостинице уже не будет. После этого попробуйте только сунуть нос на Тверскую – увезу за сто первый километр.

Кряжин очертил в воздухе круг, означающий МКАД, отмерил от края обеими руками аршин в сторону и показал, где будут находиться упрямые горничные. Если соразмерить масштаб, это было уже где-то под Самарой. Не «сто первый», разумеется, но Кряжин изо всех сил старался дать понять, что ради такого дела бензина он не пожалеет.

Сломав о панцирь советника копье, неугомонная старшая горничная спешилась, выдернула из ножен меч и уже открыла было рот, чтобы сказать знакомое уху следователя «все равно не знаем», как вдруг одна из молоденьких, по всей видимости, та, у которой был заложен нос, и следователь, только что оставивший в покое помойку, по-прежнему казался ей мужиком что надо, по-простецки призналась:

– Зина вместе с Колей пошли к нему домой.

«Я сегодня сойду с ума», – подумал Кряжин, но вслух терпеливо пробормотал:

– Кто такой Коля, где Коля живет, когда Зина ушла с Колей и куда?

На этот раз ему повезло. Не придется ни в мусоре ползать, ни заманивать на свалку уже затаившую обиду музу. Горничная Зина, честно отработав смену, ушла с электриком Колей, имеющим в «Потсдаме» статус Тарзана, к нему домой на Шаболовку. Неподалеку от этого дома пишутся сценарии для «АБВГДейки». А что касается последнего вопроса следователя, Зина – девушка приятной наружности, двадцати двух лет, имеющая каштановые волосы, зеленые глаза и особую примету: ее Коля ужасно картавит и заикается.

– Картавый, заикающийся Тарзан? – переспросил Кряжин. – Ну-ну. Хотелось бы посмотреть, как он колотит себя в грудь и оглашает джунгли победным криком.

В коридоре, на выходе из хозблока в фойе, он вдруг столкнулся с Занкиевым. Не справившись с эмоциями, Сагидулла Салаевич дернул носом, но в основном выдержал неожиданность стойко.

– Почему вы меня не известили, что допрашиваете моих людей?

Кряжин хотел пройти, не заметив управляющего, но его вопрос заставил следователя сбросить обороты и остановиться.

– Вы не видели своего администратора?

– Если я не ошибаюсь, вы содержите его в СИЗО, – подумав мгновение, ответил Занкиев и машинально пригладил усы.

– А Саланцева? Это член моей следственно-оперативной группы.

На этот раз управляющий промолчал.

Кряжин шагнул к нему на неприлично близкое расстояние.

– А с братом своим когда в последний раз связывались?

– С братом? – тихо пробормотал Занкиев. И вдруг сделал несколько шагов назад, выдернул из кармана инкрустированный разноцветными камнями телефон и набрал на нем номер. От его приглушенных, но резких и гортанных чеченских фраз в фойе наступила тишина. Вряд ли кто из подчиненного персонала видел своего хозяина в таком беспомощном и взволнованном состоянии.

– Ты где, Али? – спрашивал младший Занкиев старшего. – Что с тобой? У тебя все в порядке?

– У меня все в порядке, брат, – отвечал старший младшему. – Но два часа назад со мной произошла странная история. На Тверской-Ямской мой «бээмвэ» остановила милиция и заставила выйти из машины. Меня поставили лицом к капоту и обыскали карманы в присутствии понятых. Брат, эти шакалы подкинули и нашли в моем правом кармане пакетик с белым порошком. Я клялся, что он не мой, доказывал, что меня подставили, потому что я с Кавказа, но меня увезли в дежурную часть какого-то отделения милиции Центрального округа, составили протокол и посадили в камеру. Через полчаса выпустили, извинились, сказали, что в пакетике был аспирин, и я должен был сразу сказать об этом милиционерам, а не морочить им голову. Меня выпустили, и я не потратил на это ни единого доллара. Я ничего не понимаю, брат. Менты совсем сошли с ума, брат.

– Я хорошо понимаю, брат, – сказал Занкиев-управляющий. – Я очень хорошо все понимаю. Я перезвоню тебе, брат.