– Хорошо, – неожиданно для самого себя согласился он.

Они шли по городу через ультрамарин ночи – лунный свет заливал белый камень, синие тени квадратами лежали повсюду, тянулись вдоль улиц. «Как же я глуп! – вдруг подумал юноша. – Даже не спросил, куда меня ведут! А вдруг возьмут в заложники и потребуют от отца выкуп? Или зарежут?! Как я мог поверить первой встречной девчонке!»

– Скажи, куда мы идем, – наконец повелел он. – Где живет твоя госпожа? Иначе я не пойду дальше.

– Мы идем в Акрокоринф, мой господин, – мягко ответила рабыня. – К подножию горы Афродиты, там живет моя госпожа.

Юноша затрепетал. Да что же он врал сам себе! Трус! Знал же, что это не просто вызов! Неужели приключения могут начаться раньше, чем он предполагал?! Но, боги, почему таким странным образом? И волнующим, от чего его сердце поет и трепещет одновременно! Ведь этот вызов ведет его к невидимым вратам, которые уже открываются для него.

Дорога вывела их к Акрокоринфу – «старому городу на горе», вокруг которого когда-то и разросся сам Коринф. Храм Афродиты, как показалось юноше, серебристо-золотой в лунном свете, вознесся высоко над головой в синеве ночи и сизых облаках.

Они беспрепятственно вошли в крепость и двинулись к подножию горы. Тут и там разносилась в ночи музыка – пели авлосы и флейты, нежные свирели, шел перестук тимпанов и звон цимбал, звучали кифары и лиры. Ночь полнилась звуками под горой Афродиты. Тут и там горели светильники, у домов и гротов, за кустарниками и садовыми деревьями. А еще разносились голоса и смех – шла любовная игра, предвкушали ласки и бурное соитие. Тут и там уже были слышны неистовые нотки в голосах женщин. Гора Афродиты жила своей повседневной жизнью – вызывающей, чувственной, манящей.

Они прошли по дорожкам и остановились у арочных ворот виллы, обнесенной высоким белокаменным забором, у деревянных двустворчатых дверей. Рабыня постучала, как было условлено, и ей открыл высокий старый привратник в грубом хитоне. Юноша сразу увидел, что тот одноглаз, его правое око намертво запеклось под сомкнутыми веками, но левое испытующе кололо, подобно острому шилу.

– Это мы, Ликург, – сказала рабыня.

– Она ждет вас, – кивнул тот. – Не слишком он юн?

– Ей лучше знать, – строго сказала она.

Долговязый слуга вновь кивнул:

– Во имя всех богов, Митра, ты права. Ступайте.

Они прошли через ворота и направились по аллее к дому. С замирающим в который раз сердцем юноша увидел за кустарником фонтан, посеребренный луной, мелодично журчавший, и статую рогатого фавна, обнимавшего сзади юную нимфу. Он сразу вспомнил рассказ капитана триеры! Неужели его привели в тот самый дом?! В который мечтали попасть многие, о котором он мечтал сам наяву и ночами, когда метался от страсти на скомканной постели, но просыпался в одиночестве? Сердце его разрывалось от тоски, болело, а душа пела горькую песню!..

Они поднялись по ступеням, миновали колонны, вошли в дом, так похожий на храм, только небольшой! Рабыня открыла двери, и они вошли в темный зал. По углам горели светильники. В храме Афродиты это место должен был занимать алтарь – тут стояло гигантское ложе. И на нем, растянувшись кошкой, укрытая легкой газовой тканью, лежала хозяйка. Она была обнажена, ее формы влекли, но она казалась неприступной – истинной богиней. Может, так оно и было? Ведь ее кожа мягко сияла золотисто-перламутровым светом, от нее шла великая сила, как показалось обомлевшему юноше, и даже благоухание…

– Вот он, моя госпожа, – сказала рабыня.

– Благодарю, Митра, а теперь оставь нас, – приказала та.

Рабыня поклонилась и быстро скрылась в дверях, закрыв их за собой.

– Здравствуй, милый Адонис, – совсем иным тоном произнесла женщина, лежавшая на огромном ложе. – Как долго я ждала тебя – целую вечность…

Да, теперь он знал наверняка, что это она звала его! Едва он повзрослел, звала долгими ночами! Именно поэтому он сел на корабль и оказался здесь! Ради нее!..

– Здравствуй, Мелисса, – тихо проговорил он.

– Тебе сказали мое имя?

– Я услышал его далеко от этих берегов – и с тех пор думал только о тебе. Не мог не думать…

Она приподнялась с подушек и протянула руку:

– Иди же ко мне, милый Адонис.

Он быстрым шагом направился к ее ложу, но вдруг она остановила его жестом:

– Разденься, сейчас же…

Он быстро сбросил тунику и оказался перед ней нагим.

– Дай я полюбуюсь на тебя… Как же ты прекрасен, – сказала хозяйка. – Боги слепили тебя не хуже, чем в первый раз, когда ты встретил меня в пустыне.

Огненная стрела поразила сердце Адониса при этих словах. Он вспомнил то, чего не мог узнать ни при каких обстоятельствах, но все это ясно встало перед его глазами. Ушла ненавистная тьма, осталась голая пустыня, залитая солнцем. И к нему из печального сгустка тьмы вышла прекрасная молодая женщина, обнаженная, с длинными черными волосами до бедер. Она привлекла его к себе – этот поцелуй и жадную тоску он пронес через столетия…

– Но ты другая, – вдруг сказал он.

И впрямь, эта женщина отличалась от той, которую он видел прежде. Кожа дивы была бледно-эбеновой, ярко блестели в лучах светильника белки глаз, манили резко очерченные, чуть вывернутые по-африкански губы. Она была наполовину эфиопкой, ливанкой.

– Конечно, милый, я могу быть разной. Это в моей власти. Но всегда прекрасной, согласись?

– О да! – воскликнул он. – Как же зовут тебя? Как твое настоящее имя – то, единственное? Данное при рождении?

– Лилит, меня всегда звали Лилит.

– Лилит… – очарованно произнес он, как имя божества, которому неистово поклоняются. – Нет лучше имени!

– А теперь иди ко мне, – сказала она. – Я награжу тебя за долгое ожидание, милый Адонис. Ты заслужил это. И я заслужила эту встречу!..

Она отбросила ткань с бедер и открылась ему. Он метнулся к ней, со всей юношеской страстью полетел в эту горячую и упоительную бездну…

Когда он оторвался от своей Лилит и в глазах еще дрожала тень испытанного наслаждения, она взяла его пылающее мокрое лицо в горячие ладони и сказала:

– Кем ты хотел стать в этой жизни?

– Ты будешь смеяться.

– Нет, милый.

– Конечно, будешь.

– Да нет же! Клянусь всеми богами Греции и Египта.

– Мой отец говорил мне, что я стану политиком и буду решать судьбу своего государства и соседних стран. Я должен стремиться именно к этому. Смешно?

– Твой отец очень умен. Но тебе самому это по душе, милый Адонис?

– Мне нравится. – Он задорно улыбнулся. – Я уже сейчас готов повелевать и отдавать приказы, наказывать