– А почему вы изменили свое мнение?

– Подозреваю, что Ефим Андреевич находится в некоторой растерянности. У него, как и у нас с вами, целых три кандидата в преступники. И он не знает, кто из них настоящий убийца.

– Так что же делать?

– Придется ехать в Одессу.

– Но зачем?

– Нужно выяснить кой-какие факты.

– А что, если мы отправимся вместе?

– На этот раз будет лучше, если вы останетесь в Ставрополе. Через два-три дня я отправлю на ваш адрес телеграмму. Буду крайне признателен, если вы выполните все, о чем я вас в ней попрошу.

– Не сомневайтесь.

– Ну что ж, тогда смею откланяться. Нам, как всегда, в разные стороны.

– Удачи вам, Клим Пантелеевич.

– Благодарю.

Ардашев направился вниз по улице. Но с Театральной он не свернул к Николаевскому, а пошел вверх, туда, где располагалось ведомство ротмистра Фаворского – помощника начальника Терского жандармского управления.

– Угощайтесь, Ефим Андреевич, наливочка свежая, из вишни этого года. А закусывать надобно непременно осетинским сыром, – советовал Ардашев начальнику сыскного отделения, утонувшему в мягком кожаном кресле.

– Да-да, знаю, научен. Не первый раз у вас в гостях. А супружница ваша – мастерица, слов нет. Такой нектар самолично готовит! – причмокивая от удовольствия, расточал любезности Поляничко. – Кому скажи – не поверят. Это ж надо, при ее-то происхождении…

– Вероника Альбертовна переняла сей опыт от матушки. Однако должен вам заметить, что наша ставропольская вишня слаще, чем та, что растет на Среднерусской равнине. Все-таки у нас тут теплее и солнца больше.

– Вот смотрю я на вас и удивляюсь: мало того, что столицу на Ставрополь променяли, так еще и с каким воодушевлением восхваляете все местное! Мне, скрывать не буду, тоже наш город нравится, но имеется один весьма существенный недостаток: нет здесь большой судоходной реки. А малые – Ташла и Мамайка – и не реки вовсе, а так – речонки.

– Кто знает, может, лет через сто все изменится. Построят, наконец, канал, связывающий Каспийское и Азовское моря, и выйдут в Черное. Слышал, проект такой есть. Две точки канала должны будут соединиться у села Дивного, в котором сейчас из-за недостатка пресной воды жители пьют дождевую воду. А Ставрополь в таком случае станет точкой, объединяющей Азию с Европой. Хлопок и каспийскую нефть мы сможем поставлять через Черное море по всему миру. Городишко наш превратится в большой и современный город с населением в несколько миллионов человек. Появятся и станции метро, и фуникулеры. Про трамваи я уж не говорю (это само собой разумеется). Надобно только акционерное общество создать и капиталы привлечь. И возникнет тогда «Дивенское пароходное акционерное общество» или «Ставропольское Азово-Каспийское морское товарищество»… А? Представляете?.. Не знаю, как вы, а я в это верю. России сейчас все по плечу. Слава господу, страна выздоровела от недавней смуты и сил набирается.

– Даст бог, Клим Пантелеевич, так оно и будет, – вздохнул Поляничко. – Но давайте вернемся к скорбному настоящему, к убийству директора первой мужской гимназии. Не буду от вас скрывать: я нахожусь в некотором затруднении. Вдобавок ко всем неприятностям, газетчики растрепали на весь город, что по подозрению в убийстве директора гимназии арестован письмоводитель Каюмов. Вот же чертово племя! Пронюхали откуда-то… Да, арестовали. И что с того? Леечкин, хоть и молодой следователь, но твердый. Почти сам принял такое решение… Конечно, без моей рекомендации не обошлось, но я убедил его все-таки, хоть он и отнекивался спервоначалу… Только не так все просто, как может показаться на первый взгляд. Этот самый Каюмов утверждает, что не писал анонимного письма директору гимназии. Слушал я его, слушал, а потом сунул под нос доказательство: «Вот, – говорю, – мил человек, смотри на свои «яти» и «фиты». А он глядит на карточку как баран на кошку и твердит точно беленой опоенный: «Почерк мой, но я этого не писал».

Поляничко вынул из кармана открытку, сложенный вдвое бумажный лист и бросил их на кофейный столик.

– Вот, полюбуйтесь, это то самое послание, которое мы нашли во внутреннем кармане пиджака убитого, а это – он указал на бумагу – образец почерка письмоводителя. Мавилло, вероятно, носил анонимку с собой, чтобы по почерку определить, кто же все-таки ее написал. Нетрудно заметить, что оба текста выполнены одной рукой.

Клим Пантелеевич взял с письменного стола лупу и принялся разглядывать оба образца. Наконец он заключил:

– Трудно сказать что-либо определенное. Действительно, буквы очень похожи. Хотя небольшие отличия есть, но они почти незаметны. – Адвокат вновь склонился над письменным столом и, выудив оттуда картонку, принесенную из библиотеки, опять принялся сравнивать почерк. Через минуту он протянул ее Поляничко и сказал: – Смотрите, Ефим Андреевич, я обнаружил эту карточку в каталоге библиотеки, в ящичке «Естествознание». Здесь указана данная книга покойного Мавилло – «Анатомия ланцетника». Но чья-то рука вывела оскорбление, а другой человек его прокомментировал. Итак, первая надпись: «Грязный жеребец». Согласитесь, она очень похожа на почерк письмоводителя. А вторая – сильно от него отличается. Не находите?

– Вы правы, – рассматривая через лупу, согласился Поляничко. – По-вашему, это рука Каюмова?

– Думаю, да. Хорошо, если бы он это подтвердил. Однако нельзя исключать обратного: из страха, что эта улика совсем припрет его к стенке, откажется.

– А кто второй?

– Н-не знаю… Им мог оказаться инженер Вахтель, а мог быть и библиотекарь. Да кто угодно!

– Ага! – Поляничко покрутил правый нафиксатуаренный ус. – Вижу, вы тоже наслышаны об этих конфликтах?

– Естественно. Жаль только, что, если даже мы все-таки узнаем, кто же на самом деле здесь писал, нам это никак не поможет отыскать убийцу.

– Вот потому-то я к вам и пришел. К сожалению, никаких отпечатков пальцев на винтовке мы так и не обнаружили. Будто призрак действовал. Знаете, у меня сложилось мнение, что душегубство задумали трое: инженер Вахтель, библиотекарь Коркин и письмоводитель Каюмов. Ведь у каждого из них был свой мотив для убийства Мавилло. К тому же не всякий смог бы соорудить такое приспособление к винтовке Шарпа. Тут без технических знаний, которыми обладал инженер, не обойтись.

– Гипотеза вполне логичная, и я не стал бы сбрасывать ее со счетов.

– Так-то оно так, – засомневался в собственных словах полицейский, – но зачем тогда библиотекарь перед самым выстрелом задернул портьеры? Не вяжется это как-то со злоумышлением. Все-таки пуля, пробив два стекла и портьеру, уже потеряла достаточно энергии. И кто знает, остался бы жив Мавилло или нет, попади она ему не в голову, а, к примеру, в плечо?

– Доктор сказал, что Каюмов всегда зашторивал окна с наступлением темноты. Да и я, как постоянный посетитель читальной залы, это не раз наблюдал. Тут, скорее, наоборот: не сделай он этого, на него бы первого пало подозрение.