авторитетам. Мы можем ошибаться в своем несогласии; но если мы принимаем предлагаемую нам данность, которая не совпадает с нашими субъективными представлениями, значит, мы отказываемся от самовыражения. Поэтому свобода в государстве предполагает необходимость всеобщего и постоянного сомнения в необходимости следовать указаниям властей.

Интерпретация феномена подчинения: заблуждения и факты

Нам не удалось найти такого задания, от выполнения которого — через некоторое время или сразу — отказывались бы люди, ставшие участниками экспериментальной ситуации…

М. Орн

I.

В 1968 году в октябрьском номере International Journal of Psychiatry Орн и Холланд попытались дать свою интерпретацию результатов моих экспериментов по изучению феномена подчинения и неподчинения авторитету. Я отвечу здесь на их комментарии и попутно поразмышляю о некоторых общих вопросах, которые затрагивает Орн и которые звучат в его критике.

Прежде всего хочу отметить, что Орн не ставит под сомнение сами результаты наших экспериментов, посвященных изучению феномена подчинения, а сосредоточивается главным образом на интерпретации психологического значения полученных данных о поведении испытуемых. Это согласие в интерпретации поведения чрезвычайно важно. Во-первых, оно обеспечивает нас общей стартовой площадкой для начала дискуссии. Во-вторых, оно усложняет задачу критика. Оставим пока открытым вопрос о том, действительно ли наш испытуемый настроен столь настороженно и недоверчиво, как полагает Орн, и будем исходить только из того, что испытуемый проявляет подчинение по отношению к экспериментатору. Критик тем не менее обязан спросить, почему это происходит. Мы не можем так просто отмахнуться от вопроса, какие именно силы заставляют испытуемого покорно следовать указаниям экспериментатора. Попытка объяснить послушание испытуемого методологическими огрехами моделируемой ситуации не кажется мне продуктивной, ибо такой подход не приближает нас к пониманию сущности изучаемого явления. Правомерность интерпретации феномена подчинения в терминах требуемых характеристик (demand characteristics) можно оспорить на основании двух моментов.

1) При такой интерпретации послушание выступает как побочный результат, что мешает нам обратиться к анализу сути данного явления.

2) Предлагаемая интерпретация, претендуя на объяснение феномена, на деле лишь умаляет его значение.

Есть и еще одно соображение, заставляющее усомниться в правомерности критики Орна. Мы поступаем абсолютно оправданно, когда принимаем то или иное поведение как некую данность, и уже затем выдвигаем предположения, касающиеся его психологической подоплеки. Здесь есть одна тонкость. Перенос внимания с поведенческого уровня на психологический ни в коем случае не отменяет необходимости подтверждения выдвигаемых предположений фактами. Орн же, как мне кажется, счел, что, сместив акценты, он волен исходить из умозрительных рассуждений, подкрепляя их «примерами из жизни». И в этом его ошибка. Любое утверждение должно основываться на научно обоснованных фактах, но именно им принадлежит решающая роль в дискуссии.

II.

Критические суждения Орна характеризуются тем, что он придает чрезмерное значение одному спорному моменту, который несложно скорректировать с помощью контрольных процедур и который поэтому не играет решающей роли. Первое и главное возражение Орна состоит в том, что испытуемые не «приняли за чистую монету» предложенную им экспериментальную ситуацию. Чтобы внести полную ясность в этот вопрос, попробуем определить, в чем именно могли усомниться испытуемые. Во-первых, они могли не поверить в то, что эксперимент направлен на исследование процессов памяти и обучения; во-вторых, они могли сомневаться в том, что ученик действительно подвергается болезненным ударам тока; и, в-третьих, они могли заподозрить, что основным объектом изучения является вовсе не ученик. Из этих трех пунктов особенно важен второй: эксперимент имеет смысл только до тех пор, пока испытуемый верит в то, что он подвергает ученика болезненному наказанию током. Но в том-то и дело, что большинство испытуемых действительно считали, что жертва испытывает боль; только часть их сомневалась в этом, и всего лишь несколько испытуемых не поверили в реальность ситуации. Я утверждаю это на основании высказываний и поведения испытуемых во время эксперимента, а также на основании результатов постэкспериментального интервью и результатов опроса, проведенного через год. Орн утверждает, что мы не представили никаких данных на этот счет. Это неправда. Вот выдержка из первого опубликованного нами отчета:

За небольшим исключением практически все испытуемые не сомневались в реальности предложенной им экспериментальной ситуации: они действительно думали, что подвергают человека разрядам электротока, и были уверены в том, что наиболее сильные удары чрезвычайно болезненны. В состоявшейся после эксперимента беседе испытуемым задавали вопрос: «Насколько болезненными для ученика были последние из примененных вами ударов?» Испытуемые отмечали свои ответы на 14-балльной шкале с диапазоном оценок от «Совершенно безболезненные» до «Чрезвычайно болезненные». Все полученные оценки были отнесены испытуемыми к высшей, 14-й категории («Чрезвычайно болезненные») при среднем значении 13,42 (1963, р. 375).

Еще одним убедительным доказательством искренности испытуемых, вовлеченных в конфликтную ситуацию, является их напряженное состояние в ходе эксперимента. Этот факт запротоколирован и представлен в виде стенограмм (1963), данных опроса (1965 Ь) и видеоотчетов (1965 а). Во время наших недавних публичных дебатов с Орном (1969) кто-то из аудитории заметил, что он мог бы согласиться с интерпретацией Орна, если бы имелись хоть какие-то свидетельства того, что испытуемые действительно заняли лицемерную позицию. Он назвал трактовку Орна несостоятельной ввиду явно напряженного состояния испытуемых. Предположение Орна, что испытуемые просто притворялись в угоду экспериментатору (в то время как они потели, дрожали и заикались), совершенно лишено оснований. Точно так же можно заявить, что больной, страдающий гемофилией, истекает кровью из желания дать заработать своим врачам. Безусловно, я мог бы исправить то негативное представление, которое сложилось обо мне у Д. Баумринд (Baumrind,1964) и других, критикующих мой эксперимент на том основании, что он вызвал у испытуемых напряжение, если бы использовал в свою защиту орновскую интерпретацию. Но это было бы нечестно, ибо ситуация действительно содержала в себе конфликт, мощный и острый, и мы не имеем права игнорировать это обстоятельство.

Оценки испытуемыми степени болезненности ударов (табл. 9.1) во всех экспериментальных ситуациях оказались очень высокими, приближаясь к максимальным. В ситуации (02), когда испытуемый слышит, но не видит свою жертву, средняя оценка послушных испытуемых составляет 11,36, то есть лежит в верхнем диапазоне 14-балльной шкалы («Чрезвычайно болезненные удары»). Более половины послушных испытуемых выбрали максимальную оценку, а один испытуемый даже поставил «плюс», дав тем самым понять, что считает недостаточно сильным определение «чрезвычайно болезненные». Из 40 испытуемых, побывавших в этой ситуации, только двое (причем оба из категории послушных) ответили, что не думают, что жертва получала болезненные удары (оценки 1 и 3). Напрашивается предположение, что для этих испытуемых наша имитация оказалась недостаточно убедительной. Однако все не так просто, поскольку здесь вполне мог вступить в действие защитный механизм отрицания. Возможно, испытуемый,