Ну, а теперь довольно… Ты будешь делать то, что я хочу… хватит, Марчелло, тиран, маленькая дрянь, хватит… марш, слушаться и больше ни слова.

Он проговорил эту тираду с презрением и превосходством, с грубой радостью, почти со сладострастием. И Марчелло, хотя и находился в полном замешательстве, все же заметил, что речь Лино бессмысленна, что она скорее звучит как торжествующая песнь, нежели выражает какие-то мысли и распоряжения. Испуганный, пораженный, Марчелло смотрел, как Лино большими шагами ходит по комнате взад и вперед, как он снял фуражку и бросил ее на подоконник, скомкал висевшую на стуле рубашку и запер ее в ящик, разгладил смятое покрывало, но в этих обыденных жестах таилась ярость, полная неясного смысла. Продолжая выкрикивать бессвязные фразы повелительным властным тоном, Лино сорвал висящее в изголовье кровати распятие и с демонстративной резкостью швырнул его на дно ящика комода. Марчелло понял, что этим жестом Лино хотел дать понять, что отбросил прочь последние угрызения совести. Словно в подтверждение его страхов Лино вытащил из ящика ночного столика столь желанный пистолет и, показывая его, прокричал:

— Видишь?.. Но ты его никогда не получишь… ты должен делать то, что я велю, без всяких подарков, без пистолетов… хочешь не хочешь!

Так оно и есть, подумал Марчелло, как он и опасался, Лино решил обмануть его. Марчелло почувствовал, что побелел от гнева, и сказал:

— Дай мне пистолет, и я уйду.

Ничего не получишь, ничего… хочешь не хочешь. — Лино, потрясая пистолетом, другой рукой схватил Марчелло и швырнул его на кровать.

Марчелло упал на спину, но толчок был такой сильный, что он ударился головой об стену. Тотчас же Лино, внезапно перейдя от жестокости к кротости и от приказов к мольбам, опустился перед ним на колени. Он стонал и называл Марчелло по имени, затем обнял обеими руками его колени. Пистолет лежал на кровати, чернея на белом покрывале. Марчелло посмотрел на стоящего на коленях Лино, который то поднимал к нему умоляющее лицо, залитое слезами и горящее желанием, то опускал его, чтобы потереться о ноги мальчика, как это делают преданные псы. Марчелло схватил пистолет и с усилием вскочил на ноги. Лино, вероятно, подумав, что Марчелло хочет броситься ему в объятия, разжал руки и позволил ему встать. Марчелло сделал шаг на середину комнаты и обернулся.

Позже, думая о том, что случилось, Марчелло вспоминал, что одно лишь прикосновение к рубчатой рукоятке оружия пробудило в нем чувство беспощадности и жестокости, но в тот момент он ощущал только сильную головную боль от удара об стену и одновременно гнев и острое отвращение к Лино. Тот по-прежнему стоял на коленях возле кровати. Но увидев, что Марчелло сделал шаг назад и прицелился, он обернулся, не поднимаясь с колен, и, раскинув руки в театральном жесте, крикнул, паясничая:

— Стреляй, Марчелло… убей меня… да, пристрели меня как собаку!

Марчелло показалось, что он никогда так не ненавидел Лино, как в этот миг — из-за отталкивающей смеси чувственности и строгости, раскаяния и бесстыдства. Испытывая ужас и вместе с тем сознавая, что делает, словно движимый необходимостью выполнить просьбу этого мужчины, Марчелло нажал на курок. Эхо выстрела прогремело в маленькой комнате. Мальчик увидел, как Лино упал на бок, потом приподнялся, повернувшись к нему спиной, цепляясь обеими руками за край кровати, завалился на кровать и затих. Марчелло приблизился к нему, положил пистолет на подоконник, тихо позвал: "Лино", а потом, не дожидаясь ответа, пошел к двери. Но она оказалась заперта, а ключ, как он помнил, Лино вынул из замочной скважины и положил в карман. Марчелло поколебался, ему было противно рыться в карманах мертвеца. Взгляд его упал на окно, и он вспомнил, что находится на первом этаже. Взобравшись на подоконник, он поспешно огляделся, бросив осторожный взгляд на площадку и стоявший там автомобиль: он понимал, что если кто-то в этот момент пройдет мимо, то увидит его, сидящего на подоконнике. Однако иного выхода не было. К счастью, рядом никого не оказалось, и за редкими деревьями, окружавшими площадку, голая холмистая местность, насколько хватало глаз, была пустынна. Он спрыгнул с подоконника, взял связку книг с сиденья машины и не спеша направился к воротам. Пока он шел, в его сознании, как в зеркале, все время отражался собственный образ: мальчик в коротких штанах, со стопкой книг под мышкой, идет по кипарисовой аллее, — образ непонятный, полный тревожных, пугающих предчувствий.

Держа в руках шляпу, Марчелло снял темные очки, положил их в карман пиджака, вошел в вестибюль библиотеки и спросил у швейцара, где находится зал периодики. Затем не спеша стал подниматься по широкой лестнице, на площадке ее в лучах майского солнца сверкало окошко. Он чувствовал себя легко и свободно, был в великолепной физической форме, ощущая неизрасходованную юношескую силу. И новый серый костюм простого покроя добавлял к этому ощущению удовольствие от сознания собственной элегантности, подлинной и строгой, отвечающей его вкусам. На втором этаже, заполнив при входе требование, он направился в читальный зал к стойке, за которой находились старик-служитель и девушка. Дождавшись своей очереди, он сдал требование, заказав подшивку главной городской газеты за 1920 год. Терпеливо подождал, облокотившись о стойку и глядя в читальный зал. До самого конца зала рядами выстроились столы, на каждом стояла лампа с зеленым абажуром. За столами кое-где сидели читатели, большей частью студенты, и Марчелло мысленно выбрал себе самый дальний, в глубине зала, справа. Девушка появилась вновь, держа обеими рукам большую папку с переплетенной подшивкой газеты. Марчелло взял папку и направился к столу.

Он положил папку на наклонную столешницу и сел, слегка поддернув брюки на коленях. Потом спокойно раскрыл подшивку и начал перелистывать страницы. Заголовки потеряли прежнюю яркость, из черных стали почти зелеными, бумага пожелтела, и фотографии казались выцветшими, бледными, нечеткими. Он заметил, что чем крупнее и пространнее были заголовки, тем они казались ничтожнее и абсурднее: потерявшие значение и важность уже вечером того дня, когда появились, а теперь крикливые и непонятные, они ничего не вызывали не только в памяти, но и в воображении. Самыми нелепыми заголовками, как он заметил, были те, после которых шли более или менее тенденциозные комментарии: отличавшая их горячность не вызывала у читающего никакой реакции. Этим статьи напоминали дикие вопли сумасшедшего — они оглушали, но не трогали. Марчелло задумался над тем, какие чувства он испытает, увидев заголовок, относящийся к нему самому, вызовет ли сообщение, которое он искал, то же ощущение абсурда и пустоты. Итак, вот оно, прошлое, думал он, продолжая перелистывать страницы, шумиха улеглась, страсти отгорели, и сама пожелтевшая газетная бумага, готовая вот-вот рассыпаться и обратиться в прах, заставляла относиться к прошлому как к чему-то банальному и достойному презрения. Прошлое состоит из насилия, ошибок, обмана, легкомыслия и лжи, подумал он, читая один за другим газетные заголовки. И именно это, день за днем, люди считали достойным опубликования, именно такими они собирались предстать перед потомками. Нормальная, настоящая жизнь отсутствовала на этих страницах, но, с другой стороны, разве не свидетельство преступления он искал здесь? Он не спешил найти относящееся к нему сообщение, хотя точно знал дату и мог отыскать заметку наверняка. Двадцать второе, двадцать третье, двадцать четвертое октября 1920 года: с каждой перевернутой страницей он был все ближе к событию, которое считал самым главным в своей жизни. Но газета никак не готовила читателя к появлению сообщения, касавшегося Марчелло, не отмечала факты, ему предшествовавшие. Среди всех новостей, не имевших к Марчелло никакого отношения, та, нужная, должна была бы появиться неожиданно, без предупреждения, подобно тому, как выскакивает на поверхность из глубины моря попавшая на удочку рыба. Пытаясь шутить, он подумал: "Вместо огромных заголовков, относящихся к политическим событиям, они должны были напечатать: "Марчелло впервые встречается с Лино", "Марчелло просит у Лино пистолет", "Марчелло соглашается сесть в машину", но вдруг ему расхотелось шутить, и от внезапного волнения у него перехватило дыхание: он дошел до даты, которую искал. В спешке перевернул страницу и в разделе полицейской хроники нашел заметку под заголовком: "Несчастный случай со смертельным исходом".