– Видал то я, пока в учениках был у Трипона! Два десятка телег и вои все в броне стеганой. Одного воя видовал. У него бронь из металла была и щит был, но оружие на копье похоже.

– Вот то и был караван купечий. Они с востока идут в царство наше да соль с медью везут. А обратно наше полотно везут. Говорят в Ультаке, что на торжище все полотно скупают. Даже холщовые куски, что только на мешки годны, и те скупают.

– Видать, туго у них с ткачами…

– Поговорили и будет, – оборвала Акилура Песта, видя, что к ним идет староста Дорожичей. – Пока дело делать не станем – помалкивай!..

Пест сидел на голом полу, прислонившись спиной к стене из струганых бревен. На его глазах была та самая повязка, а на лице царила счастливая улыбка. Рукава были закатаны выше локтя, а руки перепачканы в крови. В комнате царила тишина, изредка прерываемая чмоканьем и расстроенным плачем.

Он наблюдал за роженицей, которая устроилась полусидя на двух составленных вместе лавках. На каждой ее груди висело по свертку, в котором было по новорожденному ребенку.

– Перевел дух? Тогда собирай послед! – Акилура сидела рядом на лавке и тяжело дышала. Ей роды тоже дались тяжело. – Надобно удостовериться, что последа внутри не осталось. Иначе мать кровью изойдет. Нечего рассиживаться!

Пест спорить не стал, а подошел к ногам роженицы и собрал ткань, перепачканную в крови. С этим свертком он уселся рядом с Акилурой на лавку и принялся копаться в кровавом месиве. Даже за столь неприглядным занятием с его лица не сползала улыбка.

– Отец – мужик крупный, и сыновья в него. Богатыри вырастут, но тот, что первый с матери показался, шкодник еще тот будет! Видел, как ногами барахтать стал, на свет появившись?

Пест в ответ кивнул.

– То-то и оно! Ну? Сложил пузырь последовый?

– Сложил, баба Акилура! Все здесь!

– Ну, коль сложил, то пойди к отцу. Весть добрую ему скажи.

Пест поднялся с лавки и, еле волоча ноги, побрел к двери на улицу.

– Пестушка! – позвала Акилура. Пест обернулся, а старуха, улыбаясь беззубым ртом, спросила: – Чуял, как дитятки пахли?

– Чуял, баба Акилура! Медом пахли и периной свежей.

– Помни этот запах, Пест! Когда трудно будет аль печаль зеленая найдет, ты его вспоминай! Зело помни! Так свет и жизнь пахнет… – Акилура глубоко вздохнула носом и уже тихо добавила: – До сих пор пахнет… А ты, Пест, хлеба возьми со стола да молока крынку. Еще не хватало после дела немалого в обмороке валяться на людях!

Пест взял небольшой кувшин молока со стола и хлеб. Выйдя на улицу, он уселся на крыльце, рядом с хозяином дома и отцом детей. Мужик был огромный. С широкими плечами и огромными кулаками. Он взглянул на Песта, жующего хлеб, и хотел было что-то спросить, но не стал, терпеливо ждал, пока Пест доест хлеб и допьет молоко.

– Двое… Два наследника. Оба крупные, в тебя. Тяжело матери было, но сдюжила! – Пест повернул голову к мужику, который улыбался до ушей. – Уж как, не знаю, но наследство на двоих тебе собирать! Кто первым вышел, все одно не скажем, ибо помогали им мы. Не так вышло, как на роду писано было…

– Пока жив буду – не забуду! – сказал мужик и обнял Песта в стальные объятья. Тот не сопротивлялся, но на самое ухо прошептал ему:

– Ты за ними зорко следи! Один шкодник будет, что не продохнуть! Кабы не натворил чего.

– Зело мудрый ты, Пест! Не по годам ум твой да знания! – Мужик отстранился и, взглянув на Песта в повязке, сказал: – Возмужал ты с Трипоновой учебы! Возмужал…

– Сопли, коли в носу держать не сдюжите, на кулак мотайте! – Услышали они каркающий голос Акилуры. Обернувшись, Пест увидел ее стоящей на пороге. Она хмыкнула и с брезгливостью произнесла: – Мужичье!.. Пест, ты снадобья собери в корзину, да в обратный путь пойдем. Нам сегодня еще глав родовых собирать.

Пест послушно поднялся и побрел в дом. Мужик также поднялся и зашел в дом, сразу бросившись к супруге. Пока отец рассматривал детей и целовал жену, Пест собирал в корзину горшки. Туда же он сложил жареную рыбеху, лежащую на столе, в ладонь длиной, предварительно обернув ее в кусок ткани, которая осталась от рыбного пирога. Слушая хмыканья и восклицания отца детей, он не переставал улыбаться.

Выйдя на крыльцо, он обнаружил Акилуру. Она стояла у крыльца, оперевшись на свою клюку. Песту показалось, что она стала даже немного прямее.

– Пойдем потихонечку до родных краев.

Не успели они выйти из ограды дома, как им навстречу вышел староста. Почти подойдя к нему, их нагнал кожевник села.

– Акилура! Погодь чутка! – Подбежав к ведунье, он протянул ей серебрушку. – Мы с жинкой расторговались нынче с купчинами с востоку. Знаю я, что немного, но уж чем могу, как говаривают.

– Не мне то плата! Пальцем я не шевельнула. Пест дело делал, а я языком трепала да наставляла его, – с прищуром произнесла она.

– Тогда ты, Пест, возьми! Не побрезгуй!

Пест снял повязку и взглянул на протянутую монету.

– Серебрушка-то государевой чеканки!

– Не возьму серебрушку. И долг с тебя тоже не возьму. Я, когда у Трипона учился, с меня деньгу тоже никто не взял и долга слово не молвил. – Пест вздохнул, почесав затылок. – А коль на душе неспокойно, то вона, старосте отдай. Скажи Песту на учебу ворожбе маговской.

С этими словами они оба обернулись и пошли мимо старосты. Когда они проходили мимо него, Акилура бросила на ходу, не останавливаясь:

– Двойня! Здоровые богатыри! – заметив лицо старосты, она добавила: – Жинка живая! Знака жди! За кузнецом и кожевником галку пришлю!

Староста улыбнулся и поклонился им в спины, которые направлялись в сторону леса…

Отец Песта сидел за столом и вертел в руках незаконченные ножны, которые оставил Пест. Отец вернулся рано, и Лита не успела их убрать. Сейчас же он разглядывал непротянутые узлы кожаных ремешков и хмыкал, удивляясь их сложности.

– Эко как накрутил! – бормотал он себе под нос. Перед ним, на столе, стояла пустая миска с ложкой, а напротив сидела супруга. Она закончила есть и взглянула на мужа. Она начала также с интересом рассматривать незаконченную поделку сына.

– Добрые ножны выйдут? – спросила она отца.

– Для ножа сойдут, а для того, что подлиннее будет, негоже. Тогда нужно камень точильный вместо дерева брать. – Отец семейства поднял взгляд на жену и заметил, что та хмурится. Проследив за ее взглядом, он заметил, что Лита, которая с двумя братьями-близнецами уплетала из одного горшка кашу, гремя деревянными ложками, зачем-то прячет в рукав хлеб.

– Ты почто хлеб со стола крадешь? – рявкнул отец на Литу, отвесив ей звонкого подзатыльника. Два брата-близнеца замерли, смотря на отца, не донеся ложку до рта.