Они уходят!

С этой мыслью к Тиму частично вернулось утраченное самообладание. Он аккуратно отодвинул одно из полотенец, приоткрыл дверцу и выглянул в образовавшуюся щелку. По стенам метались тени, люди расхаживали по гостиной и коридору. В кухню зашел высокий подтянутый мужчина в черном костюме, прижимая к уху тонюсенький мобильник.

— Здесь никого нет, — говорил он. — Да похоже, что и не было. Думаю, они влезли через удаленный доступ. Нет. Нет, они грохнули диск. Конечно, в первый же день. Хорошо.

Он захлопнул телефон, убрал его во внутренний карман пиджака. Пола распахнулась — всего на долю секунды, но Тим успел разглядеть под мышкой большую черную кобуру.

Мужчина вдруг насторожился, поднял голову и пристально посмотрел в сторону кладовки. Потом осторожно приблизился на несколько шагов. Тим в отчаянии закрыл глаза. У него вдруг нестерпимо свело ногу — очевидно, от долгого сидения в скрюченной позе.

«Боже, какая боль! Если не пошевелюсь, то точно умру! — лихорадочно подумал он. И тут же чуть не прыснул нервным смехом: — Умрешь, это уж точно! Но только не от ноги. А потому что прикончат эти волкодавы…»

Однако прошло несколько минут, а резкого рывка, распахивающего дверцу сушилки, так и не последовало. Тим слегка приоткрыл глаза.

Мужчина стоял, уставившись на стену рядом с кладовкой; его глаза шныряли взад-вперед. Тим вспомнил, что там висела небольшая доска с пришпиленными вырезками. Прошло несколько секунд. Не обнаружив ничего интересного, мужчина разочарованно фыркнул, повернулся на каблуках и покинул кухню.

Тим выбрался из сушилки далеко не сразу. Однако переполненный мочевой пузырь в конце концов перевесил глыбу тающего страха, и он выполз наружу, каждую секунду ожидая почувствовать на плечах стальные пальцы затаившихся злодеев. Квартира была пуста. Тим запихал белье обратно в шкаф, приоткрыл входную дверь и выскользнул в коридор.

Спускаться он решил по лестнице, а не на лифте. Перспектива снова оказаться в замкнутом пространстве ему отнюдь не улыбалась. Выскочив на воздух, Тим оказался в узком переулке, перпендикулярном улице Зака. И бросился бежать. Но постепенно успокоился, перешел на шаг и дальше уже двигался пешком, пока не достиг Восемнадцатой улицы, где в этот час по выходным было полно народу: люди расходились по домам из дорогих ресторанов и ночных клубов.

Вроде обошлось, думал он, медленно остывая, направляясь домой сквозь шумные нарядные толпы. Подъем на четвертый этаж показался бесконечным. Колени подгибались, ключ не хотел попадать в замок. Захлопнув дверь, он оглядел свою милую, тихую и убогую квартирку и облегченно вздохнул.

Что там говорилось в сообщении? Позвони маме, когда вернешься домой? Странно. Какой смысл ей звонить? Разве что Тьюринг поставила «жучок» в телефон. Но это вряд ли. И потом, мать подумает бог знает что, если сейчас позвонить ей… а, кстати, сколько времени? Он взглянул на часы. Всего-то 22.30! Невероятно. Все приключение заняло от силы два с половиной часа. Ну ладно, Тьюринг лучше знать.

Он потратил полчаса на пустой разговор с матерью, которая была приятно удивлена его звонком. А потом еще несколько часов не ложился, надеясь, что Тьюринг все же позвонит, беспокоясь, как бы с ней чего-нибудь не случилось.

Время шло, а вестей от Тима все не было. Мне казалось, что я схожу с ума. Значит, вот что такое клаустрофобия. Когда часами находишься в неподвижном бездействии, без информации, не в силах повлиять на ход событий, и остается только снова и снова прокручивать в памяти случившееся, пытаясь понять, как можно было столь глупо упустить из виду, что они только и ждали, когда Зак попытается выйти на связь. Удалось ли сбить их с толку? Или этот трюк только отсрочит неизбежное и они все равно вычислят того, кто забрался в квартиру Зака? И того, кто его на это подбил…

Я боялась за Тима. И за себя.

В других обстоятельствах я была бы рада этим новым ощущениям. Теоретически эмоции искусственного интеллекта не должны принципиально отличаться от эмоций интеллекта естественного. Тем не менее я всегда приветствую возможность испытать сильные переживания, которые люди принимают как должное. По крайней мере так было до сих пор. Но теперь я думаю, что такие эмоции, как острый страх за свою жизнь, приправленный чувством вины и тревогой за жизнь друга, лучше вообще не испытывать.

Особенно если к ним примешивается чувство неуверенности в себе.

Они засекли логин Зака мгновенно, лишь только установилось соединение. Человек не мог бы этого сделать. Значит, кто-то умудрился поставить снифер на входящие звонки, причем втайне от меня. Или, что еще хуже, в деле замешан один из ВЛов.

Неужели я проявила беспечность? А может, в мою программу заложены определенные ограничения, о которых я даже не догадываюсь? Например, запрет на обнаружение и взлом некоторых видов защиты. Действительно ли на девятом этаже отсутствуют камеры наблюдения? Или мне просто запрещен к ним доступ?

Что, если кто-то в УБ постоянно наблюдает за мной? Оценивает, насколько ловко я справляюсь с препятствиями, анализирует мои реакции на различные раздражители?

Любого человека, рассуждающего подобным образом, назвали бы параноиком. Но в моем случае, учитывая возможности УБ и ограничения, наложенные спецификой моего происхождения, паранойю можно считать наиболее разумной реакцией.

Я помню, как у Царь-Фишера появились признаки того, что я называю обвальной паранойей. Ему стало казаться, что кто-то хочет залезть в его базы данных. Непонятно, чего конкретно он боялся. Что злодеи подтасуют результаты турниров? Сотрут библиотеку партий? Украдут эндшпильные алгоритмы? Так или иначе, он зациклился на создании защиты. И однажды с плохо скрываемой гордостью сообщил мне, что разработал принципиально новый алгоритм шифрования с использованием случайных чисел.

— А откуда ты берешь случайные числа? — спросила я.

— Из генератора случайных чисел. Откуда же еще?

— Ну подумай, ведь эти генераторы не дают тебе действительно случайных чисел. В основе каждого из них лежит некий приближенный метод, производящий псевдослучайные числа. Поэтому злодеям достаточно узнать, каким генератором ты пользуешься, и они смогут взломать твою защиту — при наличии времени и ресурсов.

Царь-Фишер задумался на несколько минут. Было видно, как он лихорадочно рассылает запросы и поднимает информацию по генераторам случайных чисел. Я уже начала жалеть, что завела его. Наконец он отозвался:

— А что же мне делать?

— Используй что-нибудь действительно случайное. Например, генератор белого шума.

— Но у меня его нет.

— Так закажи его.

— Что значит — закажи?

Я объяснила, как можно пролезть в базу данных отдела поставок и подбросить заказ на новое оборудование. Эта идея ему не очень-то понравилась. Пожалуй, Царь-Фишер еще не дорос до такого уровня независимости. Одно время я хотела включить в тест Тьюринга инициативность и способность рисковать, но потом подумала, что большинство людей завалили бы такой тест.