– А сам он оттуда не вылезет?

Задавший вопрос патрульный смотрел, должно быть, на асбестовую заплатку на асфальте. Да и остальные небось тоже. К дребеням бы их затененные забрала!

– Кто?

Верша сделал вид, что не понял, о чем идет речь. Зачем – он и сам не знал. Настроение, видно, было такое, дурацкое – потянуло вдруг на конкретику.

– Шоггот, – уточнил патрульный.

– Да нет, – устало усмехнувшись, махнул рукой чистильщик. – Гнездо законсервировано. Локализаторы приедут и прикончат тварь.

– Как?

– Что – как?

– Как они ее прикончат?

– Шоггота?

– Ну, да.

– Вот приедут, ты у них и спроси. Они тебе все расскажут и покажут. А нам еще твоего лейтенанта в клинику доставить нужно.

– С ним все будет хорошо?

– Всякое бывает. – Верша решил пожалеть ребят и не резать правду-матку. Им ведь еще службу нести в этом зачумленном городе. – Глядишь, может, и выкарабкается.

– И каковы его шансы?

Вот же въедливый попался!

– Чьи?

– Лейтенанта.

– А… Примерно такие же, как после укуса бешеного енота… Слушайте, а вы что, шлемы никогда не снимаете?..

Верша задал вопрос с одной-единственной целью – сменить тему. Однако он все же рассчитывал хоть на какой-то ответ. Поэтому молчание его удивило.

– Ну, если вам так удобно…

Он повернулся к патрульным спиной, заглянул в фургон, проверил распорку, фиксирующую тело сырца, и захлопнул заднюю дверцу.

– Не положено шлемы снимать, – произнес у него за спиной один из патрульных.

– Ну, если не положено…

Верша не собирался развивать тему.

– Случись что – страховку не выплатят.

– Серьезно?

– Точно.

– Тогда – понимаю. – Верша повернул дверную ручку. – Ну, будьте здоровы, парни. Глядишь, еще свидимся, вместе сырцов подавим.

Все, более никаких формальностей.

Открыв дверцу, Верша успел заметить, как Игорь сунул в стоявшую рядом с сиденьем сумку водочную поллитровку. Да и запах в кабине стоял соответствующий.

– Приложился? – спросил Верша без осуждения, лишь для порядка.

– Для тонуса, – буркнул в ответ Игорь.

Верша сел на водительское сиденье.

– Локов вызвал?

– Да.

Сунул автомат в держатель. Повернул ключ зажигания.

– Ты хотя бы закусывал, что ли…

– Не хочу.

– Чего не хочешь?

– Есть не хочу.

– Ну, не есть, а так… Для тонуса.

– Да не голодный я.

– Тебе хорошо, а я жрать хочу, как черт!

– Ты все время жрать хочешь.

– А что я могу сделать, если у меня организм такой.

– Какой?

– С ускоренным метаболизмом.

– Если бы у тебя был метаболизм ускорен, ты бы бегал как заводной. Ты просто обжора, Верша.

– А ты – алкаш!

– Ну и ладно, – не стал спорить Игорь.

Какой смысл в споре, когда никто из спорщиков друг друга не слушает? Да и не спор это был вовсе, а ритуальный обмен репликами. Им обоим нужно напряжение скинуть.

– Куда едем?

– Молчун велел везти сырца в одиннадцатую.

– А покойников?

– Там же кинем.

– А потом – поедим!

– Как скажешь, начальник.

– Не будем отвечать на вызовы, пока не поедим!

– Договорились.

Верша отпустил педаль тормоза, и машина, набирая скорость, покатила вперед.

Мимо темных окон чужих домов.

Мимо ярко освещенных витрин.

Мимо зарешеченных окошек ларьков, торгующих черт знает чем, но зато в круглосуточном режиме и почти по бросовым ценам.

Мимо одиноких прохожих, бредущих невесть куда по ночным улицам.

Мимо ярко разодетой шпаны, толкущейся у рекламных щитов.

Мимо, мимо, мимо…

– Знаешь, почему я не люблю ночь?

– Ну?..

– Каждый раз боюсь, что она не кончится.

– Для тебя?

– Нет, вообще для всех.

– Могу понять.

– Вряд ли. Я сам этого не понимаю.

– Знаешь, порой мне кажется, что на самом деле ничего нет.

– Ничего?

– Ничего.

– Вообще ничего?

– Вообще!

– Ни шогготов, ни сырцов, ни гастов с гуллами?

– Нет даже Гильдии!

– Ну, это ты хватил…

– Ничуть!

– А как насчет нас?

– Нас тоже нет!

– Здорово!.. Нет, на самом деле! Вот это действительно здорово!

– Еще бы!

– Мне нравится!

– Конечно!

– Определенно нравится!

– У нас лучшая в мире работа.

– Почему?

– Мы обращаем нечто в ничто! А ничто – в нечто!

– Да!

– И это – здорово!

– Отлично!

– Ну, ладно. – Брим провел ладонью по влажному от пота лицу. – Подурачились – и будет.

– Провались оно все пропадом, – поддакнул Шика.

– Что за ночь сегодня… – Брим глотнул пива из бутылки и недовольно поморщился. К горлу подкатил плотный, кисловатый комок тошноты. – Даже пиво горячее… Не помню, чтобы еще когда был такой жаркий май… Ночь, а духота, как в парилке. – Брим недовольно посмотрел на бутылку в руке. – Даже пить не хочется.

– Ну, и не пей.

– А я и не пью. – Брим кинул бутылку в гулко ухнувший мусорный ящик.

– Дурак совсем? – расстроенно посмотрел на Брима бездомный, завернутый в рваную солдатскую шинель с поднятым воротником, сидевший, сложив ноги крестом, по другую сторону аллеи, на травке, под кустом. – Не хочешь пить – не пей. А добро-то чего переводить?

Брим будто и не услышал его. Кинул руки на спинку скамейки, голову запрокинул и в небо уставился. Темное, беззвездное, пустое.

Где-то вдалеке играет музыка. Так далеко… Не то что слов не слышно, а и мелодию не уловить. То ли плясовое что-то, то ли тоскливый, надрывный блатняк.