— А чего ж тут непонятного? — встала я из-за стола, стараясь не выдать своих эмоций и не заехать мачехе по похмельному лицу. — Буду думать.

10

Лишь придя в свою комнату, дала волю эмоциям. Это же какой надо было быть дурой, чтобы растранжирить немаленький капитал, потом распродать выгодные активы и остаться ни с чем! Работа, видите ли, не для этой идиотки Кабылиной! Зато прогулять заработанные не ею деньги — это всегда пожалуйста! А ведь Лизе ни копейки не перепадало! Мэри тратила всё на себя и своего сынишку! И после ещё имеет наглость утверждать, что я умом слабенькая!

Ну уж нет! Подобное спускать нельзя. Хочет на мне поживиться, отдав замуж за извращенца? Будут мачехе смотрины! Такие, что воды в колодце не хватит икоту унять!

И ещё зацепила фраза про некую паровую машину в лесу. Что это?

Явно нужная вещь, хотя и непонятно, в каком состоянии она сейчас находится. Столько лет простоя под открытым небом вряд ли пошло ей на пользу. У кого узнать подробности? Служанки вряд ли что-то путного скажут, а вот у кузнеца или конюха поспрашивать можно. Только аккуратно: Мэри всю прислугу держит в ежовых рукавицах, и вполне вероятно, что мой интерес к технике тут же передадут ей. Но это на потом. Сейчас в лес соваться не стоит: снега по пояс. Нужно весны ждать.

А вот со сватовством нужно что-то решать в экстренном порядке. Две недели пролетят быстро. Для начала нужно усыпить бдительность мачехи. Пусть думает, что я испугалась бедственного положения и согласна на всё, лишь бы нормальную крышу над головой иметь. Так… Где там Лизин дневничок?

Открыв его, написала целый панический рассказ, описывая свои страхи стать бездомной нищенкой. Жути нагнала такой, что самой заржать захотелось. И цыгане меня в рабство возьмут, заставив детей и коней воровать. И разбойники растерзают. А если не растерзают, то надругаются и в бордель продадут. Потом долго рассуждала, где лучше: в публичном доме или у разбойников. Пришла к выводу, что лучше замуж за Трузина. Закончив писанину, немного подумала и поставила несколько маленьких водяных клякс. Пусть Кабылина, открыв дневник, решит, что я ревела и слезами страницу закапала.

Следующий этап — это сама помолвка. Если барону Трузину позарез нужна жена, то он согласится венчаться со мной, даже если у меня видок будет, как у бабки Кривуши. Что может испугать Трузина так, чтобы он отказался от этой затеи? Скорее всего, опасность огласки его ориентации. Местное общество ещё очень далеко от сексуальной толерантности, так что должно прокатить. Мэри расписала меня, как овцу бессловесную? Будем жёстко ломать этот образ на смотринах. Что ещё? Финансы. Обязательно стоит ударить по ним.

В голове вертелся вихрь из всяких гадостей, которыми хочется попотчевать мачеху и барона. Чтобы не забыть их, взяла лист бумаги и стала писать по пунктам “брачный договор”.

Первое: обязательное еженедельное исполнение супружеских обязанностей… Хотя почему просто еженедельное? На один раз этот извращенец может согласиться. Усугубим ситуацию: не меньше чем четыре раза в неделю. Так наверняка испугается.

Второе: обязательное завещание перед свадьбой, где имущество полностью достаётся мне после смерти барона. Он достаточно молод, чтобы умереть в ближайшее время, поэтому такое требование может навести его на нехорошие мысли о моих будущих намерениях.

Третье: никаких барону постыдных связей с мужчинами. В случае поимки его за подобной неверностью — развод через церковь и половина всего имущества Трузина мне.

Четвёртое: обязательное воскресное посещение церкви, а также раз месяц выезды в столицу для культурного времяпрепровождения, которое выбираю по своему вкусу.

Пятое: ежемесячное выделение денег на мои личные расходы… Пусть будет тысяча рублей. Дяденька не бедный, но всё равно зажмотиться должен. Тем более для нелюбимой жены.

А чего это я только деньги требую? И подарки нужны! Не дешевле трёхсот рублей! И на все праздники, включая церковные. Там их столько, что легче меня убить, чем по несколько раз в неделю одаривать.

К каждому балу по три новых наряда… И как часто мы сами намереваемся устраивать балы, тоже необходимо отметить. Готовься, женишок, к филиалу постоянно работающего ночного клуба!

Постепенно моя фантазия набирала обороты. Вскоре лист был исписан полностью. Хватит, наверное. Теперь осталось подобающе оформить и можно шокировать женишка с мачехой. Но это чуть позже. Пока же спрячем черновик так, чтобы его не нашла везде сующая свой нос Машка Кабылина.

Два дня промурыжив мачеху, на третий с грустным видом дала добро на встречу с Трузиным. Та облегчённо выдохнула, и её глаза сразу загорелись алчным азартом. Видимо, много за меня деньжат получить намеревается, раз после этого разговора резко поменяла отношение ко мне. Теперь я и “солнышко”, и “доченька”. Даже стала по утрам кофейком потчевать. Напиток дрянной и с каким-то неприятным привкусом, но лучше эту смесь хлебать, чем просто пускать слюнки, чувствуя кофейный аромат без возможности сделать хотя бы один глоточек.

Одним словом, наступила почти райская жизнь. Но меня она не очень радовала. Ожидание предстоящей вылазки из дома на чужую территорию вначале взвинтило нервную систему, а потом пошёл своеобразный откат. День ото дня я становилась всё более апатичной. От постоянной сонливости мысли начали путаться в голове, и большую часть времени стала проводить не изучая поместье, а лёжа в кровати. Видимо, наследие Лизиной психики даёт о себе знать.

Неделя пролетела незаметно. Проснувшись в очередной раз с тянущей головной болью, спустилась в столовую. Уже далеко за полдень, и мачеха отсутствует в ней. Ну и я рассиживаться не буду. Прошла на кухню и приказала сварить мне кофе — только после него чувствовала, что голову отпускает. От еды отказалась: в последние дни кусок в горло не лезет.

— Кофе Мэри Артамоновна унесли, — всхлипнув, сказала Стеша. — Но она готовое оставила для вас. Могу погреть.

— Готовый, а не готовое, — машинально поправила я. — Ты чего зарёванная?

— Марфуша захворала… Вы ж знаете сестрицу мою младшенькую: она тута мне помогает.

— Как не знать, — вспомнила я маленькую девочку, что часто бывала на кухне. — Сильно заболела?

— Вчерась слегла, а сегодня совсем плохая. Лихоманка одолела. Кажись, скоро к богу душа невинная отправиться. Плачет кровинушка, за животик держится.

Сонливая апатия мигом слетела с меня.

— Где сестра?!

— Тама в людской лежит. С нею Прохорова внучка сидит, пока я тутася.

— Устинья?

— Она. Прохор у кузнеца нашего сбрую справляет, а Устя с ним приехала.

— Быстро к девочке!

— Мэри Артамоновна