Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При рассмотрении обращаемой перспективы как средства устранения боли неявно подразумевается понятие развития. Восприятие объектом развития или объектом, стимулирующим развитие, явлений, связанных с ростом, сталкивается с особыми трудностями, поскольку их отношения с предшествующими явлениями скрыты и разнесены во времени[62]. Сложность их обнаружения вносит свой вклад в тревогу, связанную с получением «результатов», например, от анализа. Необходимо проследить связь этих явлений с Ps↔D и ♀♂. Их зависимость от способности поддерживать социальные и нарциссические составляющие эдиповой ситуации предполагает дальнейшее рассмотрение мифа об Эдипе, мифа о Вавилоне (Книга Бытия, XI: 1–9) и раннего варианта мифа об Эдеме (Книга Бытия, II: 8–3 в разных местах). Примитивными моделями психического развития являются Древо познания, Вавилонская башня и сам город Вавилон, а также Сфинкс. Мифы (строка C таблицы) дают сжатое описание психоаналитических теорий, которые аналитик может использовать как для выявления признаков развития, так и для получения интерпретаций, призванных осветить аспекты проблем, связанных с развитием пациента.
Глава 14
В главе 3 я говорил о личном мифе как о важном инструменте психоаналитической работы. В главах 11 и 12 я подчеркнул такую же важность мифа об Эдипе, поскольку, помимо личностного, этот миф имеет также общественный и расовый статус. Переход от личного к расовому мифу имеет те же преимущества, что и переход от личного общения к публичному[63].
Миф об Эдипе будет по-разному читаться разными людьми, но определенная доля согласия делает миф каналом публичного общения. На это указывает пример использования этого мифа Фрейдом. Я буду использовать мифы о Райском саде и о Вавилонской башне, чтобы подкрепить идею, уже подразумевавшуюся образом Сфинкса в мифе об Эдипе – враждебное неприятие божеством стремления человека к познанию. Этот поиск воспринимается как угроза величию.
В возделанном Отцом саду Эдема запрещено есть с Древа Познания добра и зла. Змей, или перевоплотившийся Сатана, соблазняет женщину нарушить запрет Всемогущего. Выражение неповиновения связано с грехом и наготой. Как и в мифе об Эдипе, итогом стало изгнание. В мифе о Вавилоне башня использовалась, чтобы ступить в принадлежащее Яхве пространство – небо. Итог – изгнание (как и в мифах о Райском саде и Эдипе), но этому предшествует важное событие – разрушение единого языка и создание путаницы, такой, что совместная деятельность становится невозможной.
Используемые мной компоненты этих мифов дают пиктографическое представление (в том смысле, в каком мы создаем для себя внутренние картины или символы) тех черт, которые могут являться искомыми психоаналитическими элементами.
1 Есть бог или фатум, всевышний и всемогущий, хотя и представленный антропоморфической моделью. Этот бог принадлежит системе морали и враждебно встречает стремление человечества к познанию, даже к познанию норм морали.
2 Любое вторжение, поглощение или изгнание отчетливо предполагает существование блаженного места или состояния. Выдающейся чертой найденного и запрещенного знания являются постижение сексуальности и удовольствия.
3 В мифах об Эдеме и Эдипе стимулируются запретные желания – змей возбуждает желание съесть фрукт; Эдип инициирует поиск преступника; в мифе о Вавилоне появляется важная особенность – люди, шедшие вместе, рассеиваются, общий для всех язык распадается на множество языков. Сфинкс пробуждает любопытство с помощью загадок. Используя эти мифы как основу для формирования представления об элементах горизонтальной оси таблицы, о столбце 1 можно сказать, что функция определения – это Оракул, а цели выражены фразой: «Давайте построим город и башню». Вытесняющая сила, выраженная формулой в столбце 2, представлена Тиресием или богом, судьбу которого он воплощает. Столбец действия 6 репрезентируется исходом, изгнанием или рассеиванием.
Я не стремлюсь установить точное соответствие; в главе 11 я предположил, что эти мифы выступают в роли примитивного выражения сложных формулировок, использование которых в научной работе я представил горизонтальной осью таблицы. Они жизнеспособны в силу своей примитивности и образности, но лишены строгости, – отсюда потребность науки в сложных формулах. Таким образом, чем строже будет выглядеть устанавливаемое соответствие между горизонтальной осью и элементами мифа, тем больше оно будет скрывать истинную природу мифа. Равно ошибочно полагать, что данное соответствие принижает роль мифа как инструмента поиска факта. Я хочу вернуть мифу его место среди наших методов, чтобы он вновь обрел свою прежнюю, исторически сложившуюся роль (благодаря этому Фрейдом был открыт психоанализ). Именно поэтому я заговорил о мифе в главе 3. Кроме того, в психоанализе миф является объектом исследования, выступая в качестве одного из примитивных аппаратов индивидуального арсенала средств научения.
Если миф об Эдипе, помимо той роли, которую он уже играет в аналитической теории, будет восприниматься как неотъемлемая часть аппарата научения, характерного для ранних стадий развития, тогда элементы, наблюдаемые в осколках дезинтегрированного Эго, снова обретут свою значимость.
В некоторых случаях очень тяжелых расстройств пациент, согласно Мелани Кляйн, атакует свой объект с такой яростью, что его личность тоже испытывает на себе последствия этого нападения. Дезинтеграция характерна для пациентов, которые не в состоянии выносить реальность, и по этой причине они разрушают аппарат, дающий им возможность осознавать свое состояние. Личный миф, если он согласуется с мифом об Эдипе, позволяет пациенту понять отношения с родителями. В случае, если этот личный миф с его познавательной функцией поврежден или сформировался неправильно либо подвергся слишком сильному стрессу, он дезинтегрируется; миф распадается на составляющие, и пациент остается без средств, обеспечивающих понимание родительских отношений и встраивание в них. В этих условиях осколки Эдипа1 будут нести в себе элементы, составляющие миф, который должен был бы выполнять роль пре-концепции. Как осознать эти разрозненные компоненты дезинтегрированного Эго? В данном случае распознать фрагменты имеющегося у пациента аппарата научения может аналитик, стремящийся их прояснить и обращающий внимание на изолированные [64][65] фрагменты мифа об Эдипе (а также мифов, которые я связал с данным).
Роль личного мифа в попытках индивидуума обучаться через опыт аналогична той, которую в развитии групп играют общественные мифы, выступающие в качестве систем обозначения и фиксации (записи). Убедительность мифу может придать лишь клинический опыт, в котором проявляется материал, похожий на эдиповы составляющие, которые, будучи разбросанными, стремятся восстановиться в памяти. Надо полагать, что миф проявится специфическим образом. За объединением разрозненных фрагментов следует процесс Ps↔D, описанный мной в начале главы 10. Слова пациента и поведение, с ними связанное, варьируются от чего-то несогласованного и бессмысленного до высказываний, которые, кажется, непонятно как комментировать, и иногда даже сами содержат в себе комментарий, к которому подталкивают.
Поиск элементов психоанализа ограничен этим их аспектом, распознать