– Осколок, – самодовольно разъяснил Глиммунг.

– Осколок разбитой вазы из Храма? – поразился Джо. – Надо было вам показать его мне прежде.

«Тогда бы я сразу согласился, – продолжил он про себя. – А о деньгах бы даже и не заговаривал, если бы… Да, даже и не заговаривал, если бы только знал изначально, о чём идёт речь».

– Теперь знаете, – послышался на этот раз раскатистый голос Глиммунга. – Наконец-то вы уразумели, к каким уникальным ценностям будет применён ваш воистину недюжинный талант.

«Человек, по сути своей, сошедший с ума ангел и есть, – не торопясь, размышлял Джо Фернрайт. – Когда-то перед всеми до единого ангелами вставал достойный выбор, и выбор тот лежал лишь между истинным добром и истинным злом. Выбор в те незапамятные времена был очевидным, но потом что-то пошло не так, что-то в системе мироздания вывихнулось, и ангелы оказались перед необходимостью выбирать меньшее из зол. Оттого-то они и сошли с ума, оттого-то и превратились в людей».

Джо в ожидании своего рейса сидел на обитой плюшем пластмассовой скамье в кливлендском космопорте, и его била мелкая дрожь, а унять эту дрожь у него никак не получалось.

«Я похож на перекати-поле, – думал меж тем Джо. – Вечно качусь по ветру, вечно меня гонит, несёт, словно ком сухой травы, неведомо куда. И опять меня гонит, опять несёт. А несёт меня сила. Сила бытия. А силе этой всенепременнейше противостоит целый мир небытия. И что из них – сила бытия или мир небытия – в конечном счёте играет в жизни человека более значимую роль? Ответ очевиден. Сила выдыхается. Выдыхается всегда и непременно, и, следовательно, сила-бытие – явление временное, тогда как мир-небытие вечен. Он существовал до рождения любого из смертных и будет, конечно же, существовать и после кончины этого смертного, а суета в промежутке между появлением на свет и исходом – лишь краткий эпизод, наполненный жалкими потугами земного тела обрести силу, и как бы тело ни тужилось и насколько бы ни преуспевало в своих стараниях возвыситься, вернуться к истинному владыке ему суждено непременно».

Не повстречайся Джо с Глиммунгом, он никогда бы даже и не задумался ни о чём подобном, а именно в Глиммунге, похоже, присутствовала вечная, самообновляющаяся сила. Он, как звезда, испускал нескончаемый и вечный свет. Он и прекрасен был, как звезда. Солнце закатится за горизонт, свет его померкнет, а сумерки вокруг обратятся затем во тьму, но Глиммунг будет по-прежнему сиять, очищая своим светом всех и вся вокруг. Он – свет, излечивающий падшие души, заживляющий их извечные язвы и гнойники, причиной коих явилась невостребованность душ в окружающей их реальности.

Услышав стремительно нарастающий рокот ракетных двигателей, Джо повернул голову и узрел сквозь панорамное окно напротив взлетающий ЛБ-4. Секундою-другою позже содрогнулось всё здание космопорта, а корабль исчез в подёрнутом лёгкими облачками небе и даже малейшего следа за собой не оставил.

Джо поднялся, прошёл через весь зал к будке Падре и, заняв место на скамье внутри, плотно задёрнул позади себя занавеску. Бросил монетку в прорезь и, зажмурившись, что было сил крутанул диск, плавно повернув который следовало бы выбрать исповедуемую им религию. Открыв глаза, он выяснил, что стрелка указателя остановилась на «Дзен».

– Скажи, что мучит тебя? – голос Падре из динамика был исполнен доброты и сочувствия и звучал так, словно вокруг не существует ни суеты, ни забот, ни даже самого времени.

– Мне страшно, – признался Джо. – Семь месяцев кряду я прозябал в праздности, а теперь вот наконец нашёл работу, которая уводит меня далеко за пределы Солнечной системы. А вдруг я не справлюсь? Вдруг за время вынужденного безделья я растерял свои навыки и способности?

– Ты не работал, но в том-то и была твоя истинная работа, – донёсся успокаивающий голос Падре. – Ведь издревле известно, что для каждого самая тяжкая работа – это её отсутствие.

«Вряд ли Дзен мне ещё чем поможет», – понял Джо и, прежде чем старец продолжил свою мысль, переключился на «Протестантство».

– Человек без работы, – тон Падре из динамика стал теперь суровым и решительным, – ничего собой не представляет. Он просто перестаёт в глазах Бога существовать.

Джо немедленно переключился на «Католичество».

– Господь и любовь Господня да пребудут с тобой, – снова зажурчал умиротворяющий голос. – Ты находишься в деснице Его, и Он тебя никогда…

Джо включил «Ислам».

– Убей врага своего.

– Да нет у меня вообще врагов. – Джо непроизвольно мотнул головой. – Разве что собственные усталость да страх.

– Это и есть твои истинные враги, – безапелляционно заявил Падре. – Объяви им джихад; докажи, что ты – настоящий мужчина, воин, способный…

Джо попробовал «Иудаизм».

– Закажи себе миску супа из марсианских червей… – начал было вновь умиротворённый Падре, но у Джо монет больше не осталось, а без них, как известно, и исповеди не бывает, и потому голос из автомата увял.

«Суп из марсианских червей, – повторил про себя Джо. – Что ж, звучит весьма заманчиво… Сочту-ка я высказывание рабби за толковый совет и отправлюсь-ка перекусить».

В ресторане космопорта Джо устроился за столиком в углу и едва только взял в руки меню, как к нему обратился сосед по столику:

– Не желаете ли настоящую, табачную, сигарету?

– Господь с вами! Нельзя же курить в помещении. Особенно здесь, в зале… – Джо повернулся к собеседнику и умолк на полуслове, поняв вдруг, что рядом с ним сидит не кто иной, как Глиммунг в человеческом обличье.

– Простите, у меня и в мыслях не было вас испугать, – заверил Глиммунг. – Ваши работы превосходны, и я вам об этом уже говорил. Я обратился к вам именно потому, что считаю вас лучшим реставратором на всей вашей матушке-Земле, и об этом я вам тоже уже говорил. Рабби, несомненно, прав – чтобы прийти в себя, вам надлежит основательно подкрепиться. Сейчас я вам что-нибудь закажу.

Глиммунг, раскуривая сигарету, кивнул роботу-официанту.

– Разве всем не очевидно, что вы курите?

– Нет. А робот, так тот вообще моего присутствия не замечает. – Глиммунг повернулся к Джо. – Закажите себе лучше сами всё, что пожелаете.

* * *

Съев полную тарелку супа из толстенных (земных, правда, а не марсианских) червей и выпив огромную кружку кофе (который, естественно, в полном соответствии с нынешним законом, кофеина вовсе не содержал), Джо заметил:

– Боюсь, вам не понять, что со мной творится. Для такого, как вы…

– Для такого, как я? – переспросил Глиммунг.

– Ну, вы же знаете… – Джо, смутившись, умолк.

– Ни одно живое существо себя толком не знает, – заявил Глиммунг. – Вы себя тоже совершенно не знаете. Более того, не имеете даже малейшего понятия о заложенном в вас потенциале. Вы хоть отдалённо представляете, чем для вас явится Подъём? Вряд ли представляете, и потому объясню: всё то, что было сокрыто в глубине вашего естества, всё то, что до сих пор дремало внутри вас, – всё разом будет реализовано, и вы, Джо Фернрайт, непременно поймёте, что прежде вас и в помине не было. Прежде вы лишь существовали. Быть – значит совершать! И мы совершим величайшее дело, Джо Фернрайт, и каждый, кто прибудет с любой из множества разбросанных по всей Галактике планет на Планету Пахаря и примет участие в невиданном доселе Проекте, непременно обретёт свою истинную сущность! – голос Глиммунга, набрав силу, заполнил зал ресторана густым медным гулом, будто зазвучал здесь неведомо откуда взявшийся огромный колокол. – Каждый станет наконец-то самим собой!