Мечтали вы в детстве о принце прекрасном,

А не о мужлане, что бьет ежечасно.

За длинной стойкой на стуле сидел человек. Стелла узнала его. Это был Сильвен Лампирон по кличке Лампа. Она училась с ним в одном классе. Это был тщедушный парень, вечно в соплях, какой-то кривой, одна рука короче другой. Жирные жидкие волосы, болезненно-белая кожа, стариковские очки и россыпь гнойников на лбу довершали картину. Он носил свитеры ручной вязки, которые лохматились на рукавах, словно его мама не умела заканчивать петли. Иногда удавалось провернуть с ним злую шутку: ухватить за рукав, поймать нитку и начать тянуть за нее. Рукав начинал распускаться, все смеялись и хлопали в ладоши. Лампа не смел сопротивляться. Но впадал в ярость, прыщи у него на лбу начинали сиять ярко-алым цветом. Это вызывало взрыв всеобщего веселья. «Эй, Лампион, а если свет перегорит, ты будешь нам освещать дорогу? А когда ты сидишь на толчке, они освещают сортир?» В один прекрасный день Сильвен Лампирон замаскировал прыщи бежевой замазкой, начал отжиматься по утрам, сменил очки и стал похож на человека. Но Лампой его все равно по-прежнему называли по инерции.

И поэтому Стелла, заметив за стойкой Сильвена Лампирона в форме, не удержалась от возгласа:

– Лампа! Что ты здесь делаешь?

Бригадир Лампирон, одетый в темно-синюю униформу, небесно-голубую рубашку, с электрошоковым устройством «Тэйзер» на поясе насупился:

– Ну, прежде всего, я не Лампа, а Сильвен Лампирон, кроме того, я работаю в комиссариате уже три месяца в чине бригадира.

И он гордо выпятил подбородок, что, по его замыслу, должно было прибавить ему пару сантиметров роста и кучу авторитета.

– Чего ты хочешь?

– Я пришла подать жалобу.

– Надо же!

Он нагло, злобно рассмеялся. Стелла с удивлением посмотрела на него и потом ледяным тоном спросила:

– А что это ты смеешься? Тут нет ничего такого забавного.

– Я не смеюсь.

– Ну как же, я слышала.

Он принял вид важного чиновника и приосанился на стуле.

– Так по какому поводу ты пришла? Я очень занят, между прочим, Стелла.

– Ты считаешь лапки у мух?

– Если ты будешь разговаривать таким образом, я выставлю тебя за дверь.

Стелла злобно прошипела:

– Я пришла по поводу моей матери, Леони Валенти. На нее напали сегодня ночью в больничной палате. Я хотела бы подать заявление.

– На кого?

– На… ну я не знаю. То есть я знаю, но у меня нет доказательств.

Он переложил с места на место бумаги на столе, чтобы придать себе более внушительный вид, приложил палец к подбородку и заявил:

– Если тут кто-то может подать жалобу, то только она. Но не ты.

– Но она не в состоянии это сделать.

Он вновь погрузился в бумажки, вид у него был враждебный. Он явно не обращал на нее внимания.

– А если я принесу тебе медицинское освидетельствование, подтверждающее наличие следов избиения, синяков, ран?

– Повторяю еще раз, это должна принести она, не ты. Это она жертва.

– Ты же сам прекрасно знаешь, что…

– Таков закон, Стелла. Ничего не могу с этим поделать. Ты еще можешь написать прокурору Республики и изложить все факты.

– И каковы мои шансы?

Она не знала, зачем задала этот вопрос, ведь ответ был известен заранее.

– Ну, ты можешь это сделать, но он… он ведь получает сотни писем!

Зазвонил телефон. Лампирон снял трубку: «Да, шеф, конечно, шеф, сейчас, шеф».

– Я вынужден тебя покинуть.

– То есть мне просто валить отсюда, и все?

На лице его появилась покровительственная улыбка. Улыбка начальничка, наделенного маленькой, но властью. Он погладил себя по животу, подумал о предстоящем обеде: что там мадам Лампирон сегодня приготовила? В школе, в столовой, он отскребал соус бешамель со дна тарелки.

– Ну ты все сказала, что хотела? – поинтересовался он, взглянув на часы.

– Иди на хрен, вот что! – процедила Стелла сквозь зубы.

Она схватила сумку, лежащую на стойке, мотнула ее в воздухе и вышла за дверь, хлопнув ею со всей силы.

– Ну и мудила этот Лампа!

Едва она залезла в кабину, зазвонил мобильный. Она схватила его и, не взглянув на номер, прокричала:

– Алло?

В трубке послышалось сдавленное хихиканье. Тюрке.

– Ты меня узнаешь?

– Что?

– Я неподалеку, Стелла, я совсем рядом. Посмотри, вот он я, на перекрестке, сейчас я тебе подам знак.

На правой стороне улицы был припаркован белый «Рено». Левое крыло помято, поворотник висит на волоске. Стекло со стороны водителя опущено. Тюрке высунул руку с поднятым кверху средним пальцем.

– Ну, видишь меня? – ухмыльнулся его голос в телефоне.

– Сволочь!

– Мы будем следить за тобой по пятам, крошка. Ни на секунду не оставим в покое. Это была плохая идея пойти плакаться в полицию. Комиссар ведь кореш Рэя, ты не знала? Вчера они вместе ужинали. И там была еще твоя подруженька Виолетта. Вот это женщина, настоящая, с большими сиськами. Люблю женщин с большими сиськами.

– Чтобы спрятать в них твою говнистость? Боюсь, таких больших не бывает.

– Берегись, Стелла! Не с того начинаешь. Ой, боюсь, окажешься ты со мной с глазу на глаз в темном переулочке…

– Что, спать от этого не можешь, ракообразное?

– Это ты утратишь сон и аппетит. Я этим лично займусь.

Он прошипел это в телефон, мерзко посмеиваясь.

– Что ты хочешь, Тюрке? Говори яснее. У тебя так все в башке перекрутилось, что у меня у самой заболевает голова, когда я пытаюсь тебя понять.

Кулак в окне «Рено» опустился вниз и стукнул по дверце.

– Оставь свою мать в покое, Стелла. Она нам нужна, и мы ее получим. Ее место рядом с Рэем, так по закону. Дюре в конце концов поймет это. Или мы выкрутим ему руки. А он не то чтобы смельчак, как известно.

Он расхохотался.

– А ты считаешь себя смельчаком, что решил напасть на пожилую женщину, прикованную к кровати? – парировала Стелла.

– Она сама нас спровоцировала! Уже долгие месяцы валяется в кровати и ни хрена не делает!

– О! Какой аргумент! Час от часу не легче!

– Ты, сучка несчастная, знаешь что? Мы с тобой расправимся. И с твоим сынулей тоже! Так будет легче. Тогда ты сдашь нам Леони со всеми потрохами. Понятно?

Стелла судорожно схватила обеими руками телефон и проорала в него: «Ни за что! Пошел ты на хрен, Тюрке!»