Солдаты что-то горячо обсуждали, собравшись вокруг вновь прибывших. Тритс достал из кармана «Лондон таймс» за 20 декабря и начал читать вслух первую страницу:

– «Немецкое наступление в Арденнах…»

– В Арденнах? – переспросил молоденький солдатик, который должен был бы ходить в школу, а не воевать в забытой богом бельгийской дыре. Если ему повезет выжить, он эту страну и на карте не найдет!

Тритс продолжил читать:

– «У Сен-Вита сошлись в жестоких сражениях печально известная дивизия СС «Адольф Гитлер» и американский танковый корпус. Пленных солдат, в том числе раненых, эсэсовцы расстреляли из пулемета»[43].

Наступила тишина. Американцы старались не смотреть друг другу в глаза. Некоторые закурили. Матиас наблюдал за беднягами, внезапно поддавшимися страху. Сильному страху. Нацисты – непревзойденные мастера ужаса, им точно нет равных в истории, хоть Матиас и не силен в этой науке. Один Пайпер чего стоит! Он представлял, как в эти мрачные, тяжелые дни Иоахим заклинает судьбу, принося человеческие жертвы, воображая себя героем «Гибели богов»[44].

– Вы уже встречали засланных диверсантов? – спросил Макбет.

Нет, никто не встречал. Матиас почувствовал пьянящее ликование. Риск был его работой, всю войну адреналин, как горючее, помогал ему не останавливаться.

– А вы? – поинтересовался Пайк.

– Нет. – Тритс покачал головой. – Но я знаю, что трое попались по глупости. Один из них не знал, кто такой Джо Ди Маджо[45]. Их расстреляли.

Последовали злорадные комментарии. Поделом этим грязным крысам! Понадеялись на авось, недоноски! Fucking Fritz![46] Исчерпав запас ругательств и выпустив пар, все снова замолчали.

– Знаете, что они ответили на вопрос о последнем желании?

Матиас мог бы заработать очко – он знал. Тритс вскинул руку в нацистском приветствии и пролаял:

– Долгой жизни нашему фюреру Адольфу Гитлеру!

Никто не засмеялся, а Матиас мысленно усмехнулся, в подобной ситуации он и сам, возможно, не придумал бы ничего лучшего. Старый рефлекс. За неимением другого. Или чтобы посмеяться в последний раз.

Он вспомнил день, когда дал клятву верности СС, вступая в спецподразделение «Фриденталь». Скорцени много месяцев пытался «соблазнить» его, и Матиас сдался. Он обманывал себя – «я чище вас, потому что не ношу «сдвоенные молнии». Рене бросила на него короткий взгляд, призывая к порядку: он не услышал вопроса, который задал Пайк.

– Что думаешь, канадец?

– Немцы есть немцы…

– Но это противоречит законам ведения войны! – возмутился американец.

Знал бы ты, наивный лейтенант Пайк, как мы далеки от уважения этих самых законов! Порог приемлемого давно перейден. Погодите, вы еще Освенцим и Собибора[47] не видели…

Матиас объяснил, что о правилах поведения на войне думает в последнюю очередь, что нацистам важны только результаты, что для них все средства хороши. Пайк задумался. Матиас мог быть доволен – он в кои-то веки не солгал. Тритс вернулся к чтению «Таймс». Глаза у него округлились, челюсть отвисла.

– Черт, парни, Гленн Миллер[48] умер!

– Да ладно тебе, это не смешно! – бросил в ответ Макбет.

– Я не шучу. Его самолет упал где-то между Лондоном и Парижем.

Солдаты переглядывались, не в силах поверить в услышанное, некоторые крестились, а Дэн даже прослезился. Гленн Миллер был неплох, подумал Матиас. Импульсивный, непосредственный, честный. За океаном его почитали за бога свинга. Он порадовался, что концы отдали не Каунт Бэйси[49] или Билли Холидей[50]. Эти двое не полетят через Ла-Манш, чтобы поднять боевой дух войск.

Джейк, тот самый солдатик, что мало смыслил в географии, затянул «In the Mood»[51], остальные присоединились, прищелкивая пальцами:

– Эй, кто это здесь у нас такой богатенький красавчик?! Я бы тебя примерила, как туфли, а вдруг ты мне подойдешь! Я подойду к нему и спрошу: «Беби, а не станцевать ли нам свинг?!»