«Такими, как я», — подумал он.

— Боже, какой я неудачник! — пробормотал он, проводя руками по небритому лицу, щетина колола ладони. После первой «Д» — «удовлетворительно», первой «Д» в его жизни, доктор Маршалл попросила его остаться после уроков. Поинтересовалась, что произошло, чем она может помочь. Напомнила, что если он не исправит оценки и будет катиться вниз, то потеряет стипендию, на которую так рассчитывает.

Катиться? Он не катился. Он прыгнул в чертов омут с головой. Брэд стиснул зубы. Она должна была сказать ему, чтобы он прекратил валять дурака. Должна была стукнуть его по голове. Но она этого не сделала. Она просто посмотрела на него такими грустными глазами. Она очень старалась, чтобы он не почувствовал себя тупицей. Брэд откинул голову назад и уставился в потолок. Она была так добра. Ему хотелось выплеснуть все наружу, рассказать о том, что съедало его живьем в последнее время. Она бы поняла. Не стала бы гладить по головке и успокаивать, мол, все будет в порядке.

Но что она могла сделать? Разве кто-нибудь мог помочь?!

Брэд вскочил, стал мерить шагами комнату, потом повернулся, посмотрел на свою разобранную кровать, зная, что ОНО хранится там, под матрасом, и так и просится, чтобы его достали и взглянули на него еще раз.

Он стал… одержим. Чувствуя отвращение, парень плотно сомкнул веки, заставил себя не смотреть на щель между матрасом и блоком пружин. Постарался избавиться от видений. Открыл глаза, взглянул в зеркало над комодом. От увиденного даже вздрогнул. Глаза красные, волосы грязные, нечесаные. Он несколько дней не брился.

Настоящая развалина.

— Брэд!

Нервы будто лопнули, как струна, он обернулся и увидел стоящего в дверях Ники, который держался за ручку двери. Мальчик никогда не стучит. Никакого уважения к личной жизни, ни от кого не дождешься уважения в этом чертовом доме! Ярость ослепила Брэда, оттого что в его комнату ввалились без приглашения. Он шагнул вперед.

— Чего тебе надо? — прорычал он и тут же пожалел о своих словах — глаза Ники расширились от испуга, и младший брат попятился назад, прячась за дверью. Нижняя губа ребенка задрожала, и Брэд почувствовал себя последним дерьмом.

Он заставил свой рот улыбнуться, но Ники не улыбнулся в ответ. Брэд шагнул вперед — Ники попятился, не сводя широко открытых карих глаз с лица брата.

— Прости. — Брэд протянул руку, чтобы взъерошить рыжие волосы Ника, и сам себя возненавидел за то, что тот дернулся. Его брат только-только стал опять привыкать к прикосновениям, только-только оправился от кошмаров с пистолетами и убийцами, которые похитили его прямо из постели. Меньше всего Ники нужно видеть злость, да еще и со стороны старшего брата.

Брэд присел, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с веснушчатой мордашкой мальчика. Он медленно протянул руку и коснулся кончика маленького носа.

— Прости меня, — прошептал он. — Я не должен был на тебя кричать.

Ники кивнул.

— Тетя Хелен зовет ужинать, — прошептал он в ответ, слишком серьезно для семилетнего ребенка. Брэд вновь себя возненавидел.

В последнее время он только это и делает.

Ненавидит себя. Он опять подумал об ЭТОМ, спрятанном под матрасом. Лучше бы его там не было, лучше бы он никогда его не видел. Лучше бы его жизнь была другой! Такой, как раньше, но как раньше уже не будет. И нужно смириться с этой горькой правдой.

Брэд потянул уголки губ Ники вниз — как будто тот театрально насупился, и почувствовал, как сам улыбается, когда с губ младшего братишки сорвался легкий, едва слышный смешок.

Он решил, что это хорошо, — они еще могут улыбаться.

Уже что-то.

Пятница, 30 сентября, 17.00

Дженна схватилась за перила крыльца, холодное железо обожгло теплую после прикосновения Стивена Тэтчера ладонь. Она смотрела ему вслед, когда он уверенными, широкими шагами направился к ее машине. Даже издалека ей было видно, как плотно облегает куртка его широкие плечи, и она вспомнила, как ссутулились эти плечи, когда они разговаривали о его сыне, — как будто ему было не по силам нести груз тревоги. Дженна пожевала нижнюю губу. Она пообещала, что все будет в порядке. И надеялась, что не обманула этого мужчину.

Сейчас она уже жалела, что не сказала: «Ой, нет, мистер Тэтчер… Не может быть, чтобы Брэд связался с наркотиками!» — уверенным голосом, который бы развеял муку в его взгляде. Но так было бы нечестно. Она давным-давно усвоила, что лучше решать проблему с открытыми глазами (даже если реальность тяжело принять, а страх и боль еще свежи). Поэтому она сказала правду. Хорошие дети тоже попадают в неприятности. Да он и сам это знает. Но удивительным образом сейчас правда помогла, его плечи немного расслабились.

— Дженна, ты дура, — сказала она себе под нос. — Дура-оптимистка.

Но на самом деле она так не думала. Ее уже давно нельзя было назвать оптимисткой. Однако в некотором смысле она действительно считала, что с Брэдом Тэтчером будет все в порядке. Вероятно, уверенность поселилась в ней потому, что она узнала: у мальчика есть отец, которому он не безразличен.

Да, в этом все дело.

А еще именно в этом крылась причина ее желания, с которым она едва могла совладать, — коснуться кончиками пальцев брови Стивена Тэтчера, разгладить тревожные морщинки у него на лбу. Потому что он хороший отец, который печется о своем сыне.

А вовсе не из-за его теплых карих глаз, в углах которых появлялись морщинки, когда он улыбался.

И не потому, что у него такие широкие плечи. И не потому, что у него такие крепкие и сильные руки и при этом такие нежные ладони. И не потому, что от его насмешки над ее глупыми туфлями у нее просто захватывало дух.

Да, ей хотелось утешить его из-за Брэда.

Но остальные ее порывы, если уж говорить откровенно, испугали ее не на шутку. Она не испытывала ни малейшего желания, даже самого невинного, с тех пор как… Она вздохнула — одинокий звук тихим вечером. С тех пор как Адам заболел. С тех пор как он умер. «Слышишь, Кейси? — подумала она, — я это сказала. Умер. У-МЕР, умер. Я не отрицаю очевидного!»

Со дня смерти Адама прошло два года, и за все это время к ней не прикасался ни один мужчина — если только не считать последнего приятеля жениха Кейси, руку которого ей пришлось решительно убрать со своей задницы.

Она склонила голову, задумавшись над тем, как бы отреагировала, если бы Стивен Тэтчер попытался сделать то же самое, — она не так разозлилась бы. Если честно… «Ну-ка, прекрати! — мысленно одернула она себя. — Прекрати немедленно!»

— Дженна Маршалл, — прошептала она вслух. — Как вам не стыдно? — Она посмотрела в дальний угол стоянки, где рядом с ее машиной стоял мистер Тэтчер, уперев руки в узкие крепкие бедра.

Кейси пришла бы в восторг, и оттого, что она вообще заметила, что Стивен Тэтчер — мужчина, и оттого, что теперь ругает себя за то, что обратила на него внимание. Поэтому Кейси ничего не узнает. С этим проблем не будет. Сложнее отмахнуться от того, что тело очнулось от двухлетнего сна и гормоны вновь активизировались. «Что ж, ты же человек, — подумала она. — Когда-то тебе придется оглядеться вокруг. Оглядеться, но не прикасаться».