– Кстати, тебя не мучает похмелье, Лив? – озабоченно спросила Фиона. – Ты вчера столько выпила! Удивляюсь, как ты вообще смогла найти свою спальню.

– Не волнуйся, со мной все в порядке. Я даже перед сном умылась и… и… и…

Вдруг Оливия все вспомнила и украдкой взглянула на Эдварда. Он странно смотрел на нее и улыбался. Она поняла, как оказалась у себя в спальне. Эдвард принес ее туда, после того, как она заснула на террасе. Теперь все встало на свои места. Оливия потерла виски, собираясь с мыслями. Она отчетливо вспомнила, как он нес ее по лестнице, а она отчаянно цеплялась за него. А потом уложил ее в постель. У нее никак не получалось расстегнуть платье, и он помог ей. А потом она сняла платье и лифчик. Оливия побледнела. О господи! Она лежала перед ним абсолютно голая. Эдвард продолжал все так же странно улыбаться, она поспешила отвести взгляд.

Да, теперь она вспомнила абсолютно все. Этой ночью она вдыхала его неповторимый аромат, такой приятный. О боже, какой позор!

А потом… О господи, только не это! Он смыл с нее косметику, она попросила намазать ей лицо кремом. От этих ужасных воспоминаний совершенно пропал аппетит. Оливия резко встала из-за стола. Хотелось уйти отсюда, чем быстрее, тем лучше.

– Спасибо, я больше не хочу. – Она отодвинула тарелку. – Мне нужно на пробежку.

Она сгорала от стыда и невозможности оставаться в одной комнате с Эдвардом. Он видел ее без одежды. И без макияжа. Даже мать ни разу не видела Оливию без макияжа. По крайней мере, с тех пор, как ей исполнилось четырнадцать.

– Я совершу пробежку, и мы встретимся в деревне, – сказала она Фионе.

По правде говоря, Оливии совершенно не хотелось на пробежку. Ужасно болела голова.

– Если вы подождете десять минут, я составлю вам компанию, – предложил Эдвард.

О нет! Только не это! Она ни за что на свете не останется сегодня наедине с ним после вчерашнего.

– Вообще-то я не собиралась, просто хочу немного прогуляться. Да, прогуляться. Я неважно себя чувствую.

– Отлично! Встретимся у черного хода, – улыбнулся он, не отрываясь глядя на нее. Оливия поняла, что он не отстанет, и обреченно кивнула, понурив голову.

– Эдвард, я должна вам все объяснить. – Они искали в чулане резиновые сапоги, подходящие по размеру. Ирландские волкодавы ужасно мешали им. Я не ела два дня, не спала всю ночь, целые сутки летела в самолете, а потом еще это шампанское. К тому же я очень расстроилась из-за Фионы.

– Наденьте это. – Он протянул ей уродливое дутое пальто, невероятно огромное.

– Что это?

– В своей тоненькой шубке вы замерзнете насмерть. А у меня сегодня нет настроения объясняться с полицией. Наденьте. Это пальто Банни.

Неужели Банни носит это? Уму непостижимо! Вроде одевается так стильно. Но делать нечего. С тяжелым вздохом Оливия надела пальто и поняла, что не снимет его, такое теплое и удобное.

Эдвард открыл дверь и подошел к ней совсем близко. Жаркое дыхание обожгло ей щеку, запах обволакивал. Оливия никогда не думала, что мужчина может пахнуть так приятно. Кровь стучала в висках, сердце готово было выпрыгнуть из груди.

Оливия тряхнула головой, отгоняя наваждение:

– Простите меня, Эдвард, я…

– Перестаньте извиняться. – Эдвард поднял воротник пальто и сунул руки в карманы. – Я все прекрасно понимаю. У вас был тяжелый день. Вы выпили слишком много. Такое со всеми случается.

– Но я… я… – «Стала обнимать вас и даже пыталась поцеловать», – чуть не вырвалось у нее, она мучительно покраснела и отвела взгляд. – Вы столько для меня сделали.

– Ерунда. Что в этом такого? Вам нужна была помощь, и я помог. На моем месте так поступил бы каждый.

– Нет, не ерунда. А что, если бы кто-то обнаружил меня на террасе? Напившейся до бесчувствия? Спасибо вам, Эдвард, за то, что вы меня не бросили и выслушали пьяный бред. И за то, что перенесли в кровать. А главное, за то, что спасли меня от притязаний тех двух негодяев. – Последнюю фразу Оливия произнесла совсем тихо, почти шепотом.

Эдвард молча указал на узкую тропку, еле различимую впереди:

– Я хочу вам кое-что показать.

Через несколько минут перед ними открылась прекрасная долина. Несмотря на легкий туман, Оливия увидела поля, тянувшиеся на целые акры. Казалось, она попала в сказочный мир, так здесь было красиво, просто дух захватывало.

Эдвард нежно взял ее под локоть и подвел к скале, помог подняться на вершину. Здесь была такая широкая площадка, что они спокойно уместились вдвоем, так близко, что соприкасались рукавами пальто. Оливии казалось, что она чувствует жар его кожи. «Глупая, глупая Оливия, – ругала она себя. – Всегда мечтаешь о несбыточном. Вечно влюбляешься в мужчин, которым безразлична».

Она взглянула на Эдварда. Какой красивый мужественный профиль. Она никогда не видела таких мужчин, не общалась с ними. И вот теперь она с Эдвардом рядом на вершине скалы. Разве этого недостаточно?

Он подошел к самому обрыву и сел на голые камни.

– Идите сюда. Присаживайтесь, – позвал он.

Взгляд Эдварда словно гипнотизировал Оливию. Она подошла к нему. Он взял ее за руку. Казалось, тепло его кожи обожгло ее руку сквозь перчатку, и она поспешила высвободить руку. Надо перестать мечтать об этом мужчине. Она ему совершенно неинтересна.

– Боже мой, как красиво! – воскликнула Оливия, не понимая, относится ли это к полям, раскинувшимся перед ней, или к Эдварду.

– В юности мы проводили здесь почти все свободное время. Охотились, ловили рыбу или просто гуляли. – В его голосе слышались тоска и непонятная мука.

– Вы скучаете по этому дому?

Эдвард, задумавшись, некоторое время молчал.

– Да, очень скучаю и по тем временам, и по этому дому.

Прядь волос упала Оливии на глаза, и она видела его смутно, как в тумане. Казалось, подбородок его дрожит. Хотя, возможно, это обман зрения. Кажется, Эдвард хотел еще что-то добавить, но в последний момент удержался. Оливия откинула волосы с лица, чтобы лучше его видеть. Он задумчиво наблюдал за ней.

– Что это? – Эдвард провел пальцем по ее шее прямо под ухом.

Она вздрогнула. Каждое его прикосновения отзывалось сладкой мукой. Эдвард убрал руку с ее шеи. Оливия потерла место, к которому он прикасался.

– Это татуировка. Когда-то мы с сестрой сделали себе одинаковые татуировки, – объяснила Оливия.

– Вы очень близки?

– Не совсем. Когда-то были близки, но теперь… С тех пор как…

Оливии не хотелось говорить с Эдвардом о сестре. Зачем ему знать об их сложных отношениях? Они рядом. Он прикасался к ней. Она слышит его глубокий, обволакивающий голос. Все так хорошо. К чему говорить о грустных вещах? – Обычно я хожу с распущенными волосами и татуировка незаметна.