ныла, утраченная память кровоточила, словно вырванный кусок собственной живой плоти. — Потом-то что?

— Потом… — отвернулась драконица. — Я летела. Ни о чём не думала, вот честное слово! Просто чтобы лететь. Тьма меня хватала, и огонь хватал, и осколки зелёные посекли — а я летела, да и только. Пока не увидела солнце.

— Солнце?

— Угу. — Она озабоченно потянулась, тронула прохладными пальцами его лоб. — Хорошо. Уже лучше. Совсем скоро встанешь.

— А… что со мной? И солнце то — откуда солнце?

— Не ведаю. Оно просто появилось, глянуло сквозь туман. И я — к нему. Сквозь небо. Разбила там, кажется, что-то… — она виновато взглянула вверх, ну точь-в-точь девчонка, раскокавшая банку с вареньем у строго тётушки. — Звону было!.. ну, точно, как через хрусталь.

— А ещё потом?

— Ещё потом… — задумалась Аэ. — Ещё потом помню, как падала, крылья не держали. Не на что опереться, ни воздуха, ни… силы. Падала, в общем. Кувыркалась. Думала, что ой, всё.

— Но ведь не ой, всё? — хотелось коснуться её руки, подбодрить, как встать, как тогда, до его сна, когда она была ещё маленькой.

Драконы растут и быстро, и медленно. Быстро обретают сообразительность, но полной силы достигают лишь за несколько человеческих жизней, и остаются потом такими же — долго-долго.

— Не всё, — кивнула она и вновь улыбнулась — устало, как после долгой-долгой работы. — Падать-то я падала, сквозь серую мглу, а потом вдруг ррраз — и как подхватило, как понесло, мир под нами закружился, завертелся, заблистал — я жизнь почуяла. Сила хлынула, да не такая, как прежде, непривычная, словно… словно горькая.

— Горькая сила? — не понял он. — А раньше какая была?

— Раньше безо всякого вкуса, — терпеливо пояснила Аэсоннэ. — А теперь есть. Только горький. Такой, знаешь… как пиво.

— Это ещё не самое плохое, — попытался он пошутить.

— Не самое, — кивнула она. Глаза вспыхнули — старой, былой силой и памятью истинных драконов, хранителей Кристаллов Магии Эвиала. — Сила меня и спасла, хоть и горькая. Время… — Аэ запнулась, — дикие фокусы выделывало. Такие, что и сказать нельзя. То ли вскачь, то ли потоком-водопадом, и каждая капля… да нет, нет, чепуха.

— Чепуха? В чём чепуха?

— Каждая капля — это мир, — отчего-то шёпотом проговорила драконица.

— Капля времени? — совсем растерялся некромант.

— Или не-времени. Может, пространства. Не знаю, не спрашивай пока. В общем, потом все эти штуки кончились, и я горы увидала. Горы как горы, старые, со льдами. Вулканы кой-где имеются. И на них-то мы и опустились. Ты был, — она зарумянилась, — словно во сне, но прежний ты. Как я тебя всегда помнила. Без… без примесей.

— Каких ещё примесей?!

Драконица избегала его взгляда.

— Тьма… — наконец прошептала она.

— Тьма? Вот ещё, что ж это за «примесь»?

— Есть тьма — и тьма, — она прикусила губу, брови изломились. — Даже нет, тьма, тьма и тьма. Целых три, говорит мне память крови. Одна — просто сила, как свет. Другая — просто темнота, как ночью. И третья… —Аэ заколебалась.

Он покачал головой. Память играла с ним в прятки — высовывалась и вновь исчезала, имена без образа и образы без имён.

— Та ипостась великой Тьмы, что есть чистое разрушение.

— Разрушитель… — вдруг вспомнил он. — Так меня звали…

Аэсоннэ вздохнула, коснулась его лба прохладными невесомыми пальчиками, такими обманчиво-нежными.

— Разрушитель — это просто орудие, — сказала наконец, словно утешая тяжело больного. — Топор дровосека. Он свалит дерево, но обогреет семью. А та тьма, о которой я — это совсем иное. Это жажда рубить просто для удовольствия.

Он поморщился. Память тасовала яркие картинки, ни на одной не останавливаясь. Академия Высокого Волшебства и девушка по имени Атлика. Гора с названием Пик Судеб и ходячие мертвецы в её подземельях.

Кажется, он умер тогда.

— Я никогда не… рубил для удовольствия.

— Нам это кажется, и мне, и тебе. Дракон не рождается без жажды воплотиться драконом, некромант не овладевает искусством без тяги к запретному, к разрушению основ, к тому, чтобы бросать вызов — просто ради того, чтобы его бросать.

Тот, кого некогда звали Фессом, Неясытью, Кэром Лаэдой устало прикрыл глаза.

— Аэ… Давай не будем философствовать. Под нами камень, над нами небо. Этого, мне кажется, вполне достаточно. Нас зашвырнуло в какой-то из дальних миров Сущего; давай поймём, где мы, да и в дорогу.

— В дорогу? — она вскинула обжигающий взгляд. — Куда? В какую дорогу?

— Неважно, в какую, лишь бы отсюда.

— Хорошо, — послушно склонила голову драконица. — Полежи ещё немного, — и осторожно опустила всю ладонь ему на грудь, туда, где сердце.

Он ощущал все бугорки и мозоли на её руке; Аэсоннэ щедро делилась с ним своей собственной силой.

— Сейчас… — она раскачивалась, прикрыв глаза. — Сейчас… а потом поешь, только обязательно… я ж тебе говорила…

Кровь веселее бежала по жилам; беспечно перекликались какие-то птицы, поднявшиеся высоко, почти к вечным снегам. Жизнь — жизнь повсюду, молодая, жадная, жестокая; где в ней твоё место, некромант?

— Мы отыщем его, — посулила драконица.

— Читаешь меня? — он слегка свёл брови.

— Только чтобы помочь.

Она помогала. Становилось уже почти жарко, леденящая слабость поспешно отступала.

— Садись, — Аэ протянула руку. — Садись и ешь.

Перед некромантом появилась основательно прожаренная нога некоего копытного, надо понимать — того же козла, кому некогда принадлежала и прикрывавшая Фесса шкура.

— Пропекла в собственном огне, — гордо объявила драконица. — И травок натолкала, какие нашла. Вот… лук дикий дудчатый, лук медвежий… что нашла поблизости… ты ешь, ешь, на меня не гляди.

Он впился зубами в хрустящую корочку. Как у этой девчонки получается так запечь целую часть туши?..

— Ешь, ешь, — только и приговаривала она.

…В сторону полетела дочиста обглоданная кость.

Они спускались с гор, диких, заросших, безлюдных. Аэсоннэ, тихая