София открыла дверь в гримерку, и ее сморщенный нос подвергся новой атаке: шампунь, кондиционер, дезодорант, увлажняющий крем, косметика, духи — запахи не смешивались, каждый наносил удар самостоятельно. Она с наслаждением вдохнула, ей нравился этот аромат вечной пятницы, когда девочки-подростки готовятся выйти из дома, перекраивая себя. Если не считать удовольствия подсчитывания чаевых, прелюдия к работе радовала ее больше всего. Интимная хореография женщин, готовящихся к выступлению. Настроение в этой глубоко эшелонированной гримерной было точно таким же, как и везде, где Софии приходилось переодеваться перед танцами. Они и мы. Противостояние купивших билеты и исполнителей сплачивало горстку не похожих друг на друга женщин в ударный батальон, и никакого старшины-держиморды не требовалось. Большая часть команды уже собралась — четверо пришли к самому началу, восемь подойдут, когда закроются пабы, остальные десять еще позже, когда хлынут полуночные одиночки. Благодаря подвижному графику девушки оставались свежими и бодрыми, а клиенты довольными — и это главное, говаривал босс. Главное, чтобы клиенты оставались щедрыми, говаривали девушки.

Они одевались. То есть раздевались. Наряжались, сбрасывая с себя почти все. Безупречные, освеженные душем тела, сверкающие белые зубы, руки с идеальным маникюром. Ноги, подмышки, предплечья и лобок эпилированы до младенческой гладкости; обезоруживающе детская промежность на женских телах, явно приспособленных к взрослой работе. Четыре обнаженные женщины, втиснутые в крошечное пространство, тигрицы, запершиеся в клетке, они крадутся от душа к зеркалу и шкафчикам, слегка задевая друг друга идеальной кожей. Через час их клиентам предложат двойную порцию удовольствия: сидеть и смотреть, но пока этот час длится, девушки с радостью посвящают его себе. Собственное тело пользуется особым вниманием, его готовят к показу, но при этом почти не ощущают. Плоть дышит исключительно ради себя самой, словно и не собирается производить впечатления.

В реальной жизни Каролина — богатая девчонка; сбежав из дома, спряталась от папы с мамой в Стоук-Ньюингтоне, содержит любовника, испанского музыканта Мариано, — он-то и спровоцировал скандал, в результате которого Каролине пришлось покинуть родительский дом. Впервые в жизни. За полгода она отправила родителям в Сент-Джонс-Вуд две открытки. В первой просила за нее не волноваться, во второй извинилась за то, что прихватила материнское кольцо с бриллиантом. Правда, кольцо не вернула.

Сандра — домработница из Дании, скудный заработок она пополняла танцевальными чаевыми, мечтая на эти деньги сбежать с женой хозяина. Когда-нибудь. Когда она решится признаться этой накачанной и несгибаемой деловой женщине в любви. Наверное, никогда, но Сандра все равно копила деньги.

Хелен — героиновая наркоманка со стажем и мать двоих детей, дети временно живут с отцом. Хелен уехала из Кардиффа в надежде завязать. И стать хорошей матерью. Да только в Лондоне с наркотиками нет проблем. Широкий выбор на каждом углу. Хелен явилась в Лондон в поисках работы получше и поденежней и нашла героин получше и подороже.

София была старше Каролины на добрый десяток лет, хотя Каролина уверяла, что ей двадцать один. Сандре только что исполнилось двадцать два, а хрупкая Хелен с большими глазами ребенка, хотя и выглядела на шестнадцать, неумолимо приближалась к тридцатнику. Девушки обсуждали политику, телепередачи и сплетни из бульварных газет. Обменивались косметикой. Делились сверкающими наклейками-звездочками из блестящих баночек Приготовления закончились, и Денни заглянул предупредить, что клуб вот-вот откроют. Вторничный вечер сулил спокойное начало, но к полуночи явится компания ребят из Сити отмечать чей-то день рождения и крупную премию. А значит, вечер затянется и наверняка придется потрудиться, щедро раздавая улыбки клиентам за щедрые чаевые.

Девушки вышли в зал, свет притушили, едва одетые тела сияли в полумраке. София заметила, как по лестнице спускаются два постоянных клиента. По лестнице спускались две сотни фунтов — если она, конечно, отработает как надо. София подошла к бару и заказала водки. Двойную порцию. И не разбавлять. К очищению она приступит завтра. А сейчас ей не нужно никакого тоника, кроме музыки и танца. И чаевых.

В танце.

Мужчина здесь ни при чем, хотя он платит, его друзья ржут, а он сидит, полностью одетый, все еще при галстуке, на расстоянии выдоха от ее бедер. Музыка здесь тоже ни при чем, хотя эта запись была выбрана «под настроение», клиента она устраивает, музыка струится по телу Софии, облекая его, затягивая его почти обнаженность в свинцовую броню звука. И место встречи здесь тоже ни при чем — в темных углах прячутся липкие пятна, не поддающиеся никакому очистителю, фанерные стойки крыты пластиком под хром — утром их дешевый шик отлично виден. Мягкий свет переливается на коже Софии, на публике в зале, и этого Софии достаточно. Столь же мало ей требовалось и в школьные каникулы, когда она танцевала на балконе дешевого греческого отеля, где по вечерам иллюминацию устраивали проезжавшие машины, днем — солнечные блики в бассейне. Просто сочинять танец — больше ей ничего не нужно. Все прочее где-то далеко отсюда. Пока она это «далеко» не приблизит.

София танцует с собой и для себя. Нет, конечно, София танцует ради денег, но лишь в тот момент, когда встречается взглядом с клиентом, заставляя выбрать себя, и еще в самом конце — на затухающих секундах финального такта. В промежутке танец принадлежит только Софии. Она лишь с виду похожа на стриптизершу. По одежке встречают. Но в следующие три минуты и сорок одну секунду белая девушка София преображается в черную, цвета жженого сахара, юную, шестнадцатилетнюю. Сама София предпочла бы «Диких коней», медленный ритм внушает больше надежд, но хозяйственный Денни противится разнообразию репертуара, слишком широкий выбор только смущает клиента, отнимает время. Как и слишком широкие бедра. Впрочем, клиенты всегда найдут среди звучащих мелодий свои любимые. Здесь не место демонстрировать традиционное мужское достоинство — дотошные познания в музыке. Во всяком случае, не за шампанским, которое по наущению танцовщиц льется рекой. И никто не усматривает ни малейшей иронии в том, что взращенная в Англии девушка танцует для лондонских мужчин средних лет под старательное музыкальное подражание киношному Нью-Орлеану и негритянскому соулу, сочиненное парнями из Суррея. Это неважно. Здесь ничто не важно. Только танец.

Выбор музыки семидесятых не удивляет. Семидесятые доминируют каждый вечер. Хотя клубный диджей запасся на славу, девушек почти не просят танцевать под «Бойзоун». Или «Оазис». Брит-поп конца второго тысячелетия — один голый ритм и никакого драйва. Пересечение Атлантики в поисках желаемого тоже себя не оправдывает. Эти ревущие, пьяные сорокалетние мужчины наверняка предпочли бы Мадонну, но танцовщицы поумнее стараются подтолкнуть клиента к более взвешенному решению. Без освещения, монтажа и трюков отфильтрованный псевдоразврат Луизы Чиконе просто не катит, и трех минут маловато, чтобы подправить диву. Заказывая Мадонну, мужчина мечтает побыть Дж. Ф. Кеннеди, увидеть в танцовщице свою Мэрилин, смотреть, как она раздевается исключительно для него, выпевает «с днем рождения» за чаем на двоих. А на самом деле чувствует себя Биллом, который устало наблюдает, как в дверях овального кабинета Моника сцепилась с Хилари за право водрузить на голову священный блондинистый парик Куда разумнее придерживаться музыки, сочиненной зрелыми мужчинами, вспоминающими, как они, совсем юные, раздевали девочек Это аллея славы подростковых фантазий, а не откровения бульварной прессы, приукрашенные компьютером. Кроме того, танцовщицам отлично ведомо, под какие мелодии лучше двигаться к крупным чаевым. И припорошенные мхом, стареющие «Роллинги» никогда не подводят.