Вместе с тем, во второй половине XV в., когда господство Тимуридов в Мавераннахре уже стало неоспоримым, они стали опираться еще на одну линию родства с домом Чингис-хана. В сочинении Хондемира, официального придворного историка поздних Тимуридов, происхождение их родного племени барлас выводится от Кажулай-багатура, который, согласно монгольским хроникам, являлся младшим братом Хабула — первого монгольского хана, родного прадеда Чингис-хана. Таким образом, не являясь Чингизидами, потомки Тимура подчеркивали сравнительно близкое родство с ними, причем по мужской линии, а не женской. Несомненно, в условиях, когда представители многих аристократических родов Центральной Азии роднились с потомками Чингис-хана путем заключения браков, и их дети, соответственно, могли иметь толику крови «Золотого рода», близкое родство Тимуридов с ханской династией по мужской линии было призвано усилить их право на трон. Не ограничиваясь только констатацией этого родства, тимуридские историки также создали легенду о том, что между братьями Хабулом и Кажулаем якобы был заключен договор, согласно которому они становились соправителями: старший — ханом, младший — верховным военачальником[139]. Безусловно, в данном случае мы имеем дело с «удревнением» традиции фактического соправительства Тимура (а затем и его потомков) с ханами-Чингизидами, которая, «как выясняется», являлась реализацией давно заключенного соглашения между их родоначальниками. Однако подобная схема соправительства отнюдь не была изобретением тимуридских идеологов — напротив, они добились определенного доверия к ней именно за счет того, что она неоднократно практиковалась в самых различных государствах Азии. Так, она имеет явное сходство с соправительством в Хазарском каганате (сакральный правитель каган и главный военачальник бек или шад)[140] или Японии (император тэнно и фактический верховный правитель сёгун)[141]. Более того, подобное соправительство наблюдается и в чингизидских государствах: например, согласно персидскому историку Вассафу, при золотоордынском правителе Бату верховное командование войсками принадлежало его старшему брату Орду[142].

Таким образом, легенда, сформулированная Хондемиром, не выглядит искусственной. Вместе с тем, ни в одном более раннем источнике о соправительстве Хабула и Кажулая нет ни слова, что дает основание усомниться, во-первых, в его истинности, во-вторых — в том, что его использовал для легитимации своей власти сам Тимур. Прежде всего, как уже отмечалось, он лично не стремился занять трон и до конца своего длительного фактического правления во всех своих указах (и даже на монетах со своим именем[143]) ссылался на волю подставных ханов-Чингизидов. Однако имеются убедительные основания полагать, что он намеревался официально закрепить ханскую власть за своим родом: во-первых, после смерти второго своего ставленника Султан-Махмуд-хана он не возводил на трон нового Чингизида, а после смерти Тимура его родной правнук Мухаммад-Джахангир при поддержке собственного дяди Халил-Султана (соответственно, внука Тимура) был провозглашен ханом Мавераннахра[144]. Однако и в этом случае Тимур и его потомки делали ставку не на происхождение от близкого родича Чингис-хана, а именно на родство с Чингизидами по женской линии: Мухаммад-Султан-мирза, отец Мухаммад-Джахангира, был сыном внучки золотоордынского хана Узбека и, кроме того, был сам женат на внучке чагатайского хана Баян-Кули (она, правда, не была матерью самого Мухаммад-Джахангира)[145]. Поэтому Тимур строго сохранял старинные тюрко-монгольские политические и правовые институты, используемые Чингизидами, — даже если это шло вразрез с нормами ислама и мусульманского права, поборником которого он себя считал[146].

Родство по мужской линии оказалось востребованным уже после того, как Мухаммад-Джахангир вместе со своим регентом Халил-Султаном были свергнуты Шахрухом — младшим сыном Тимура, к середине 1410-х гг. сосредоточившим в своих руках власть над всей империей Тимуридов[147]. Шахрух не происходил от чингизидской царевны, не был и сам женат на представительнице «Золотого рода», соответственно, не имел даже малейших прав на верховную власть. Тем не менее он провозгласил себя бахадур-ханом и даже хаканом, т. е. «ханом ханов»[148], что заставило его искать дополнительные основания для легитимации подобных действий. Шахрух около полувека правил в Хорасане, а ведущим представителем именно хорасанской (гератской) исторической школы был Хондемир, так что, скорее всего, мы не ошибемся в том, что он в рассказе о Хабуле и Кажулае изложил концепцию легитимации власти рода Барлас, сформулированную либо Шахрухом, либо для него и впоследствии востребованную его преемниками.

Интересно отметить, что, выдвигая претензии на ханскую власть и даже подводя под них определенную идеологию, Шахрух, всегда, отличавшийся большой осторожностью, благоразумно подготовил и «путь отступления», если бы его претензии вызвали слишком активное противодействие со стороны Чингизидов из соседних государств. Вероятно, именно поэтому его старший сын Улугбек, назначенный правителем Самарканда (формально продолжавшего оставаться столицей Тимуридской державы), в течение всего своего сорокалетнего правления сохранял практику возведения на трон марионеточных ханов-Чингизидов — сначала Сатук-хана из рода могулистанских Чагатаидов (Тоглук-Тимуридов), затем — своего шурина Султан-Али, сына Султан-Махмуда, второго ставленника Тимура, т е. потомка Угедэя[149]. А поскольку сам Улугбек был женат на сестре Султан-Али-хана, то, как гурган, имел основание претендовать на статус его фактического соправителя в качестве амир ал-умара.

Шахрух прожил семьдесят лет, из них пятьдесят он провел на троне Хорасана, около сорока — во главе всей державы Тимуридов и умер собственной смертью. Несмотря на то что практически в течение всего правления он был вынужден бороться за власть с многочисленными родственниками, включая (в последние годы жизни) родных внуков, борьба эта шла, как правило, за отдельные владения, тогда как на его верховенство, как старейшего представителя рода, не посягал ни один потомок Тимура. В силу этого он продолжал претендовать на «хаканский» титул, поскольку был достаточно могуществен, чтобы кто-то из Чингизидов, правивших в соседних государствах, позволил себе выразить открытое недовольство его претензиями и подкрепить его военной силой. Тем не менее в течение всего правления Шахруха и еще несколько лет после его смерти Улугбек и его преемники вплоть до начала 1450-х гг. продолжали возводить на трон в Самарканде подставных ханов из рода Чингис-хана, чтобы формально иметь законные основания противостоять соседним Чингизидам — противопоставляя одного представителя «Золотого рода» другому.