краток и пронзителен, аргументы неоспоримы. Я вижу, как она перечитывает клятву Гиппократа, которая висит у меня за спиной. Мама подарила мне ее, когда я перешел на второй курс. Переписала слова каллиграфическим почерком. Капуцина должна знать их наизусть, раз собиралась произнести однажды. Она поглощена чтением, сама того не замечая. Я даю ей время дочитать до конца. Едва заметно вздрогнув, с извиняющимся взглядом, она возвращается в реальность моего кабинета.

– Я хотела, чтобы в жизни маленькой девочки было как можно меньше потрясений. Та же школа, те же подружки в классе и по соседству, все, что ей знакомо и дорого. Жизнь и так обошлась с ней круто.

– А как же вы?

– Я? У меня не было выбора.

– У нас всегда есть выбор, разве нет?

– Я не могла представить себе другой вариант.

– А сегодня не можете смириться с ее решением…

– Тут у меня тоже не было выбора…

– Что поддерживало вас все это время?

– Мысль о том, что этого бы хотели папа и Рашель.

– Вы начали читать его дневник?

Она опускает глаза. Не знаю, хочет ли она скрыть от меня возможное чувство вины или сильные переживания от прочитанного. Я предлагаю ей прочесть любой отрывок на выбор. Она рассказывает о последней записи, о своей ярости и рыданиях навзрыд посреди ночи. Я рад, что она смогла дать выход эмоциям. У многих пациентов крик застревает в животе, и они так и не решаются выпустить его наружу. Держат в себе, таскают, как свинцовое ядро, пока этот затаенный гнев не превращается в болезнь.

Капуцина выбирает наугад.

15 марта 2003

Мы отмечали тринадцатилетие Капуцины. Она позвала подружек. Девочки пришли в восторг от озорных глазок Адели, которой недавно исполнилось два года. Она скакала по комнате, не упуская ни малейшей возможности нашкодить. Мне кажется, в глазах у старшей мелькало раздражение, как будто ей хотелось крикнуть: «Эй, я тоже здесь, и это мой день рождения!» Но уже через секунду она брала себя в руки и вновь представала доброй старшей сестрой, которая всем стремится угодить. Ей подарили косметику и духи «для привлечения мальчиков». Она покраснела. Никакого мальчика у нее вроде нет. Мне кажется, она об этом даже не думает, слишком занята учебой. Она приходит в отчаяние, когда ее средний балл опускается ниже 17. Сколько раз ей говорил, что она не обязана быть идеальной, все без толку. Вбила себе в голову, что с первого раза сдаст экзамены за первый курс медицинского факультета, что бывает редко. Я ей подарил стетоскоп и два учебника. Один по анатомии, другой по эмбриологии. Она их разворачивала с горящими глазами. Знаю, что теперь будет читать допоздна, чтобы узнать, понять, быть на шаг впереди других. Но хочется, чтобы она все-таки и жить не забывала. А то однажды проснется и поймет, что слишком поздно.

Капуцина закрывает тетрадь и молча смотрит на свои колени. Нелегко читать, как о твоем детстве пишет человек, которого любишь больше всех на свете.

– Почему вы так старались быть идеальной?

– Мне нравилось получать хорошие оценки.

– А что будет, если получить двойку?

– …

– Капуцина?

– В тебе могут разочароваться.

– И что тогда?

– Тебя могут разлюбить.

– Капуцина, простите, но у вас что-то шевелится в волосах…

Она наклоняется вперед, разглядывает волосы, аккуратно берет маленькую пчелу двумя пальцами и встает, чтобы выпустить ее в окно.

– Вы не боитесь насекомых?

– Нет. А должна?

– Вовсе нет. Но вы реагируете слишком спокойно. Другие бы запаниковали.

– Сейчас пчел мало, и они уже сонные.

– Вы были влюблены в то время?

– Когда была подростком? Не думаю. Мне никто не подходил. Мне все казались пустыми и глупыми.

– В этом вы тоже боялись разочаровать отца?

– Может, и так… Но мне и вправду все казались маленькими.

– А позже вы влюблялись?

– Один раз, через несколько лет после аварии, но я не хотела, чтобы эти отношения мешали Адели. Я прекратила их через несколько месяцев.

– Влюбленность старшей сестры могла ей помешать?

– Не знаю, мне приходилось все решать одной.

– Держать все под контролем?

– Да, под контролем, у меня не было права на ошибку, я отвечала за маленькую девочку.

– На этом мы прервемся. Я вас попрошу кое-что сделать к следующему разу. Напишите в два столбика, что мы можем контролировать, а что нет.

Записав дату следующей встречи, она закрывает ежедневник и собирается. Некоторые пациенты заполняют это время пустой болтовней. Но не Капуцина. Она столкнулась с бездонной, бесконечной пустотой, словно у ее ног разверзлась зияющая дыра, через которую можно увидеть Вселенную. И планеты – большие круглые жемчужины. Так что она вполне может надеть пальто без лишних слов.

Я выхожу к Диане, которая выглядывает на улицу из-за занавески, держа в руке чашку с дымящимся кофе. Она вспотела, но как будто не замечает очередной прилив жара – последние несколько недель они накатывают на нее без конца.

– Как мило! Он подождал ее на другой стороне улицы и отправил к ней Блума с бумажкой. Как думаешь, любовная записка?

– Хватит за ними шпионить!

– Они же не прячутся.

– Так дадим им спокойно побыть вдвоем, если уж так вышло. И открой ты окно, ведь легче станет.

– Ты же знаешь, этот жар исходит из глубин моего тела, и легкий ветерок на щеках делу не поможет.

– Иногда я думаю, что неврозы наших пациентов похожи на твои приливы жара, а мы, психоаналитики, как этот ветерок, обдувающий щеки.

– Я именно это наблюдала в окно, пока ты не пришел… Приятный ветерок, которым мы обдули их щеки. Как думаешь, они понравятся друг другу?

Глава 25

На нашей скамейке

Как же настрадалась моя бедная Мадлена в этом доме, а я ничего не мог поделать. Боже правый, как я хотел забрать ее оттуда и увезти куда-нибудь подальше. Или остаться – земля тут хорошая, и лес рядом, есть чем греться зимой. Прогнать ее отца, изверга, который бил ее, помыкал, как служанкой, а дом забрать себе. Было бы уютное гнездышко. Но я не мог. Сколько лет он над ней измывался. Как мне хотелось его прибить. Но стоило мне хоть слово про это сказать, Мадлена сразу как давай на меня кричать. Боялась, что я сгину в тюрьме. Ну он и выдал ее за парня побогаче, чем я, из соседней деревни. И кончила она так же, как и ее мать, – муж забил до смерти.

А я остался холостяком. Не мог представить себе жизнь с другой женщиной. Да и кто захочет тут жить? Девушки в то время уезжали в город и не возвращались.

Мадлена бы осталась, она мне говорила.

Завели бы скотину, яйца продавали, птицу. Я бы дрова в лесу заготавливал. Хозяйство-то было большое.

Как Мадлена умерла, ее отец испарился в одночасье. Оставил письмо, мол, может, еще вернусь. Не вернулся. Никто не знает, куда он подевался. Наследников у него не было, так что участок перешел мэрии, и вот она теперь его продает. Бюджет-то пополнять надо. Да только кому нужен дом, где на кухне крыша течет, а ежевика проросла до самого чердака? А ведь он заслуживает большего, чем вот так просто сгинуть. Смотришь, как рушатся камни, и как будто Мадлена умирает снова.

Не будь я дряхлым стариком, подлатал бы его в память о женщине всей моей жизни.

Как же крепко я любил свою Мадлену…

Солнце зашло за ели. Значит, уже поздно. Пора возвращаться, а то сиделка будет беспокоиться.

Когда почувствую, что смерть близко, приду дожидаться ее здесь, на этой скамейке.

На нашей скамейке.

Глава 26

Военные советы

После последнего сеанса терапии прошло несколько дней.

Она бегала, обрезала увядшие цветы в саду, работала в мастерской.

Возясь с Оскаром, она может переключиться и расслабиться. Сейчас она бьется над затылочным мыщелком. И не успокоится, пока он идеально не встанет в первый шейный позвонок. Это у нее от отца. В его работе минимальная погрешность была недопустима. Сосуды в сердце недоношенного ребенка такие