не встречал, — уловив тень недовольства на лице Дода, так я решил называть мужчину, поправил себя.

— И неудивительно. Я не местный, приезжаю из города на автобусе и сразу сюда, а когда солнце сядет, спускаюсь вниз, к автобусу, и, между прочим, почти всегда на этом пути никого не встречаю.

А вообще-то я живу далеко, а ваш город приезжаю, летом и то только, когда обстоятельства позволяют. Кстати, помоги мне собраться, а то я заговорился с тобой и могу опоздать на автобус, а он ждать не будет.

Вдвоем мы быстро сложили мольберт с холстом, остальное собрали в сумку. Дод допил вино, «чтобы зря не таскать, все равно внизу допью», и мы спустились к автобусной остановке.

— Ну что, до завтра?

— До завтра!

— Не грусти, что-нибудь придумаем, места обоим хватит, — проговорил Дод, увидев тень огорчения на моем лице.

В эту ночь мне снилось чудное, не увиденное сегодня небо, и я под дивную музыку летел по нему, приятный летний ветерок дул мне навстречу и полупрозрачные силуэты то ли людей, то ли деревьев приветственно махали мне руками-ветвями.

Было очень приятно и радостно, хотелось петь и от восторга я громко засмеялся, как оказалось, не во сне, а наяву и тем самым разбудил маму, а поскольку мой смех свозь сон в действительности больше походил на крик, встревоженная мама осторожно разбудила меня.

— Саша, что случилось? Ты не заболел? У тебя все в порядке?

— Нет, что ты, мамочка! Я летал во сне, это было так здорово! — и я полусонный прижался щекой к ее руке.

Мама присела на кровать и не убирала руку, пока я опять не заснул. Потом поправила одеяло и уходя тихо прошептала:

— Какой ты у меня еще маленький, радость моя единственная.

Остальную часть ночи я провел в сумбурном сне: снилось обнаженное женское тело, какие-то его части, и все это нечетко, может, потому, что нагая женщина, которую я видел, была похожа на маму, других голых женщин мне в жизни не приходилось видеть и маму без одежды я видел очень давно, я был тогда маленький и меня это никак не интересовало, наверное, поэтому запомнилось плохо. Во сне я пытался дотронуться руками до обнаженной женщины, досадно, но это мне не удавалось, а потом под утро меня накрыла волна поллюции и трусы стали мокрыми. Пришлось встать и переодеться. Чувствовал себя неловко, стыдно было перед мамой и почему-то за маму. До самого утра я так и не уснул, боялся повторения. От ребят я давно знал, что это такое, но испытал впервые. Наконец наступило утро. Мама проснулась и, чтобы меня раньше времени не разбудить, старалась не шуметь, собираясь на работу, но даже еле слышные звуки раздражали меня, и я едва дождался ее ухода. Быстро встал постирал трусы и помылся. Потом долго стоял перед зеркалом, рассматривая появившиеся над верхней губой и на щеках волоски и мелкие угри на лбу. В целом своим видом остался недоволен, и это никак настроение не улучшило.

После завтрака взял книгу и пошел на ставок. Расположился на берегу, в стороне от шумных компаний, и попытался читать, но ничего не получалось, внимание рассеивалось, приходилось по нескольку раз перечитывать чуть ли не каждое предложение, хотелось чего-то, а чего и сам не понимал.

Невдалеке компания знакомых ребят играла в карты, временами оттуда доносились громкие возгласы, смех, споры. Меня неудержимо потянуло к ним, чего раньше никогда не было, я встал, подошел к ребятам, как раз закончилась игра и Ленька Зарубин из соседнего барака получил «погоны». К досаде Леньки, ребята отпускали в его адрес шуточки и хохотали. Засмеялся и я. Это очень не понравилось Леньке, он встал и подошел ко мне, выражение его лица было злым, будто я виновен в его проигрыше и насмешках:

— Ты чего приперся? Кто тебя звал? Иди отсюда на хер, пока по морде не получил.

Ребята притихли, а я нарочно захохотал еще громче. Было видно, что мой смех раздражает Леньку и я от этого испытывал удовлетворение. Ленька не выдержал и ударил меня кулаком в лицо, но лучше бы он этого не делал. Удар достиг цели, я даже не стал отворачиваться и в ответ набросился на Леньку, как зверь, несколькими ударами я повалил его на землю и продолжал бить ногами, не давая встать. Я не отдавал себе отчет, что делаю. Опешившие от неожиданности ребята пришли в себя и оттащили меня. Ленька встал и покачиваясь пошел к воде, из носа текла кровь, которую он размазывал по лицу вместе со слезами. От этой картины моя ярость мгновенно улетучилась, сердце сжалось, я готов был просить прощения и даже сделал шаг в Ленькину сторону. Ребята это движение расценили по-своему. Кто-то первым ударил меня кулаком в бок, а затем удары посыпались со всех сторон. Я не отбивался, просто изворачивался как мог. С разных сторон с криками спешили к нам взрослые, и драка прекратилась. К тому времени у меня была рассечена губа и правый глаз прикрылся фингалом. Какая-то взрослая девушка в раздельном купальнике намочила в воде носовой платок и, придерживая одной рукой мою голову, другой приложила платок к фингалу.

У девушки были мягкие, ласковые руки, а от случайного прикосновения к моему лицу ее влажного купальника у меня закружилась голова. Вокруг суетились женщины, дети — все громко обсуждали случившуюся драку, причем повода к драке никто не видел, поэтому симпатии окружающих были на моей стороне. И вдруг девушка случайно на миг прижала мою голову к своей груди и — о ужас! Я почувствовал, как мой не подававший доселе признаков жизни отросток в плавках зашевелился и стал быстро увеличиваться в размерах, норовя вырваться наружу. Во избежание позора я присел на корточки, а затем и вовсе сел на песок, поджав колени к подбородку. Женщины, подумав, что мне стало плохо всполошились. Кто-то предлагал вызвать скорую помощь, милицию, а одна женщина, узнавшая меня, предложила отвести домой или позвать мать. Ни один из этих вариантов меня никак не устраивал.

— Не надо милицию и скорую не надо мне уже нормально. Я быстро встал и побежал к воде, зайдя по пояс, долго умывался, пригоршнями лил воду на голову, пока прохлада не успокоила