обрадованного таким внезапным подарком судьбы молодого шампанского рыцаря

было отблагодарить почтенного монаха, уже второй раз принимающего столь доброе

участие в его судьбе, и Гуго искренне протянул пилигриму несколько золотых. Но

монах решительно отвел его руку и произнес:

—Я достаточно обеспечен, друг мой, все необходимое у меня есть, хвала

Господу, а лишнего мне не нужно.

—Но, вы так добры ко мне, в горах вы спасли мою жизнь. Если бы тогда вы не

появились прямо передо мной из той страшной метели, и не подали конец своего

посоха, проведя меня, беспомощного мальчишку, к горному монастырю, вряд ли бы

мы сейчас беседовали. Так позвольте же сделать и мне хоть какой-то скромный жест в

ответ.

—Нет, друг мой, я не возьму денег.

—Но, вы же служите графу…

Гуго замолчал, поскольку понял, что сказал что-то лишнее. Он заметил, как

светлые глаза монаха в одно мгновение потемнели и стали очень внимательными, как

сверкнули в них колючие голубые искорки. Взгляд монаха сделался пронзительным,

казалось, он прожигает собеседника насквозь.

—Вы не за того меня принимаете, мессир[13]. Так знайте, молодой человек, я не

служу никому, кроме Господа. — Наконец, после паузы, твердо произнес Мори, и

голос его отразился от толстых стен башни неожиданно резким эхом.

—Простите, если обидел вас, но я не нарочно. Я действительно просто хотел…

Ну, знаете, пилигримы, обычно, очень бедны.

Взгляд Мори неожиданно смягчился, и он улыбнулся.

—У вас доброе сердце, шевалье, и это хорошо, ибо Господь милостив к добрым

сердцам.

За разрушенными стенами замка Пейн сгущалась вечерняя мгла. С ближних болот

дул холодный ветер. Тучи, идущие с севера, наползали на бледную убывающую луну.

Тусклый огонек в верхнем этаже башни едва ли был заметен снизу. В довольно

большой комнате с четырьмя узкими окнами-бойницами, около очага, в старых, грубо

сработанных дубовых креслах сидели двое. Справа, вытянув к огню ноги,

расположился хозяин. Слева, напротив него, сидел гость — таинственный

странствующий монах Мори в своем неизменном дорожном одеянии.

Гуго де Пейн время от времени протягивал руку к аккуратно сложенным

поленьям, которые он сам нарубил днем из сучковатого наполовину сгоревшего

бревна-тарана, найденного в замковом дворе, и подбрасывал одно из них в огонь. Он

только что рассказал монаху свой странный повторяющийся сон о всадниках и двух

скрещенных грядах облаков, надеясь, что брат Мори, может быть, подскажет, как

толковать кресты на знаменах и крест в небесах.

В старом очаге пылал огонь, дым от которого уходил через отверстие в потолке.

Багровые отсветы ложились на предметы, непонятными, зловещими тенями плясали

на стенах. Монах Мори смотрел прямо в центр огня, широко раскрыв глаза и почти не

мигая, как будто видел там, в сердце пламени, нечто, подсказывающее ему странные

фразы. Гость говорил медленно, с паузами, как бы дожидаясь пока в глубине очага

появится следующее предложение. Приятный густой голос монаха словно

зачаровывал Гуго, так, что хотелось слушать, не отрываясь, и с нетерпением ожидать

каждого нового слова.

—Мне многое понятно в твоем сне, добрый рыцарь, и я могу истолковать его. Во

сне ты смотрел на небо, а небо означает благодать Божьею. Облака на небе являют

препятствия на пути твоем к Благодати, а знак креста, в который во сне твоем облака

сложились, кроме всего прочего, обозначает перекресток Путей. И ты сейчас стоишь

перед таким перекрестком, ибо вскоре предстоит тебе сделать важный выбор и

выбрать направление пути твоего. Во сне тебе была приоткрыта дверь в будущее, и в

этом сне ты видел картину из предстоящего тебе на пути твоем. Ты избран для

великого и угодного Богу дела. Ты один из тех, кому выпала честь зажечь свет истины

во тьме и нести его к цели Возрождения Знаний. Ты сильный, но станешь неизмеримо

сильнее. Путь светлого рыцаря лежит перед тобой. И этим путем тебе предстоит идти

в земной жизни. Готовься. Впереди ждут тебя великие труды и страшные битвы.

Перемены близятся. Скоро соберется огромное войско под знаком креста и уйдет на

Восток, в Святую Землю. Реки крови прольются. И ты, сын мой, будешь там.

—Но для чего нужно проливать реки крови? Для чего и какие знания нужно

возрождать? С кем биться? С неверными? Но это только для нас они неверные, а для

них неверные, напротив, мы, христиане. Я путешествовал и воевал. Пять лет назад, в

1089-м, в Барселоне, по призыву папы[14]я принял крест и в Испании сражался против

мавров в королевском отряде Санчо Рамиреса, но война есть война, и она жестока с

любой стороны. А до этого, совсем еще юношей, благодаря покровительству и

рекомендации графа Тибо Шампанского, я охранял торговые караваны, идущие из

Шампани на Юг, до самых мавританских владений. Я был юн и жаждал приключений.

Я учился жить у купцов и у воинов, у людей бесстрашных, умудренных большим

опытом и готовых на все ради торговли. Готовых даже вести дела с магометанами

ради выгоды. И, несмотря на то, что наш караван на пути в Кастилию все же

разгромили разбойники, и я тогда чуть не погиб в незнакомых горах, где спасся только

чудом, благодаря вашей помощи, добрейший брат Мори, я говорю спасибо судьбе,

потому что с теми караванами я повидал места вовсе неведомые франкам. Я научился

говорить на иберийском языке. На базарах в Валенсии, в Кордове, в Гранаде и в

Толедо я мирно беседовал и с маврами, и с арабами, и с турками, и с персами, и с