«Бери деньги, девочка моя! Папа говорит, возьми их и пошли всех и вся к черту! Послушай меня. Воспользуйся теми зачатками мозгов, что у тебя есть. После того как уходит тело, не остается ничего. Абсолютно ничего! Разве я когда-нибудь лгал тебе, куколка моя? Бери деньги, черт возьми, бери их, глупая сучка! Папа тебя любит. Сделай это ради своего папочки. Ты же знаешь, что сама этого хочешь!»

Работник с газонокосилкой проводил взглядом бегущую с ребенком на руках женщину. Небо над головой было таким девственно-голубым, что прямо-таки просилось на фотографию. Движение на шоссе заметно увеличилось. Все звуки жизни, необъяснимым образом исчезнувшие для Лу-Энн на эти несколько мгновений, вернулись снова.

Работник перевел взгляд на могилу, от которой убежала Лу-Энн. «Некоторым на кладбище мерещится всякая чертовщина, — рассудил он, — даже средь бела дня». И продолжил подстригать траву. Лу-Энн уже скрылась из виду.

* * *

Ветер гнал мать и дочь по длинной грунтовой дороге. Пробивающееся сквозь листву солнце нещадно пекло, и лицо Лу-Энн стало мокрым от пота; ее длинные ноги пожирали расстояние шагами, с одной стороны, похожими на машину в своей размеренности, с другой стороны, обладающими восхитительной грацией животного. В детстве и юности она бегала быстрее всех в о́круге, обгоняя в том числе и игроков университетской футбольной команды. В седьмом классе учитель физкультуры сказал, что Господь наделил ее скоростью мирового класса. Однако никто не объяснил, что ей делать с этим даром. Для тринадцатилетней девушки с фигурой взрослой женщины это означало лишь то, что если она не могла отбиться от приставаний мальчишки, решившего ее потискать, она по крайней мере могла от него убежать.

Но сейчас в груди у Лу-Энн все горело. У нее даже мелькнула мысль, что она скончается от инфаркта, как и ее отец. Быть может, во всех потомках этого мужчины где-то глубоко кроется какой-то физический изъян, только и ждущий случая выкосить очередного Тайлера. Лу-Энн замедлила шаг. Лиза расхныкалась, и она, остановившись, крепко прижала девочку к груди и, нашептывая ласковые слова в маленькое розовое детское ушко, принялась медленно описывать в густой тени деревьев большие круги. Наконец плач затих.

Оставшуюся часть пути до дома Лу-Энн прошла пешком. Слова Бенни Тайлера помогли ей принять решение. Она заберет из фургона все, что сможет, и пришлет кого-нибудь за остальным. Какое-то время поживет у Бет — та уже не раз предлагала ей. У Бет старый, полуразвалившийся дом, но в нем полно комнат, а после смерти мужа единственными ее компаньонами остались два кота, как она клятвенно заверяла, еще более безумные, чем она сама. Если придется, Лу-Энн будет брать дочь с собой в школу, но она обязательно получит аттестат о среднем образовании, после чего, возможно, окончит какие-нибудь курсы в колледже округа. Если это смог сделать Джонни Джарвис, сможет и она. А мистер Джексон найдет кого-нибудь другого, кто «с радостью» займет ее место. Все эти ответы на стоящие перед ней вопросы нахлынули так стремительно, что Лу-Энн испугалась, как бы ее голова не разорвалась от облегчения. Мать поговорила с ней, возможно, кружным путем, но магия сработала.

— Никогда не забывай о близких, ушедших из жизни, Лиза, — прошептала Лу-Энн своей малышке. — Всякое может случиться.

Приблизившись к фургону, она замедлила шаг. Накануне Дуэйн купался в деньгах. Интересно, сколько у него осталось… Когда у Дуэйна в кармане заводилось несколько долларов, он щедро угощал своих дружков в «Сесть и пожрать». Одному Богу известно, как он поступил с той пачкой купюр, которую прятал под кроватью. Лу-Энн не хотела знать, откуда у него деньги. Для нее это была лишь дополнительная причина убираться отсюда ко всем чертям.

На повороте дороги с дерева взмыла стайка дроздов, напугавших Лу-Энн. Бросив на них сердитый взгляд, она двинулась дальше. Наконец впереди показался фургон, и Лу-Энн застыла как вкопанная. У входа стояла машина. Кабриолет, огромный, черный, сверкающий, с большой хромированной фигурой на капоте, на таком расстоянии показавшейся отдаленно похожей на женщину, занятую половым актом. Дуэйн ездил на видавшем виды пикапе «Форд», который Лу-Энн в последний раз видела на штрафной стоянке. Ни у кого из его приятелей не было такого сумасшедшего агрегата. Во имя всего святого, что здесь происходит? Неужели Дуэйн окончательно спятил и купил себе этот дредноут? Осторожно приблизившись к машине, Лу-Энн осмотрела ее, краем глаза посматривая на фургон. Сиденья были обтянуты белой кожей с темно-бордовой отделкой. В салоне царила безукоризненная чистота; часы на приборной панели сверкнули в лучах солнца так, что Лу-Энн вынуждена была зажмуриться. На сиденьях не было ничего, что позволило бы установить владельца. В замке зажигания торчал ключ с висящим на кольце брелком в виде крошечной пивной банки. В специальном гнезде лежал телефон, подключенный к ящичку между приборной панелью и передними сиденьями. Быть может, эта тачка все-таки принадлежит Дуэйну. Но затем Лу-Энн прикинула, что за нее пришлось бы выложить все деньги, припрятанные под матрасом, и добавить еще.

Быстро поднявшись к двери, Лу-Энн прислушалась, прежде чем заходить внутрь. Ничего не услышав, в конце концов решила рискнуть. В прошлый раз она надрала Дуэйну задницу; если понадобится, сделает это снова.

— Дуэйн! — Лу-Энн громко хлопнула входной дверью. — Дуэйн, черт возьми, что ты сделал? Это твоя машина стоит на улице?

Ответа по-прежнему не было. Поставив переноску с Лизой на пол, Лу-Энн обошла фургон.

— Дуэйн, ты здесь? Ну же, ответь мне, пожалуйста! У меня нет времени играть с тобой в прятки.

Лу-Энн прошла в спальню, но Дуэйна там не оказалось. Ее взгляд остановился на часах на стене. Потребовалось всего одно мгновение, чтобы убрать их в сумку. Она не оставит их Дуэйну. Выйдя из спальни, Лу-Энн двинулась по коридору. Проходя мимо Лизы, она задержалась, чтобы успокоить ее, и оставила рядом с переноской сумку.

Наконец она увидела Дуэйна. Он лежал на обшарпанном диване. Старенький телевизор был включен, но без звука. На столике валялись испачканная маслом картонная коробка из-под копченых куриных крылышек и пустая пивная банка. Лу-Энн не смогла определить, то ли это завтрак, то ли остатки вчерашнего ужина.

— Эй, Дуэйн, ты меня не слышишь?

Наконец он повернул к ней голову, очень-очень медленно. Лу-Энн недовольно нахмурилась. Все еще пьян.

— Дуэйн, ты когда-нибудь повзрослеешь? — Она шагнула вперед. — Нам нужно поговорить. И тебе это не понравится, но тут уж ничего не…

Лу-Энн не договорила, потому что здоровенная ладонь зажала ей рот, зажимая крик. Толстая рука обвила ее талию, прижав руки к телу. В панике обведя взглядом комнату, Лу-Энн впервые обратила внимание на то, что рубашка Дуэйна спереди покрыта алыми пятнами. Она в ужасе увидела, как он, издав слабый стон, свалился с дивана и застыл неподвижно.

Рука взметнулась вверх к ее горлу и подняла подбородок так резко, что Лу-Энн испугалась, как бы у нее не сломалась шея. Она судорожно вздохнула, увидев вторую руку, сжимающую нож, опускающийся к горлу.