Но дело в том, что в данный период никто ничего не сдавал и не намеревался получать, и никакой работы у начсклада не было. Зато у него постоянно находились какие-то дела в столице – благо до Фортицы было рукой подать, – и в расположение батальона капитан возвращался лишь во второй половине дня. Причем возвращался, как правило, не один, а в сопровождении гражданских лиц. «Это п-представители п-поставщиков», – каждый раз заявлял он на КПП, выдыхая алкогольные пары. И удалялся вместе с «представителями» в уютные помещения супертанка серии «Мамонт», превращенного Марником в филиал склада. И начинались там веселые посиделки-возлияния, свидетелем которых был только Бенедикт Спиноза. Участники же посиделок и не подозревали о том, что боевая машина до сих пор располагает «кисой», то бишь «квазиинтеллектуальной системой».

Собственно, пьяные разговоры этих компаний были для Бенедикта чуть ли не единственным источником хоть каких-то сведений о том, что сейчас происходит вокруг (так что его изолированность от мира была все-таки не полной). Поэтому он не отключал рецепторы и слушал все те словоизлияния, которые непременно случаются в компании мужчин, вовлеченных в многогранный и во многом непредсказуемый процесс выпивки. Трудно было в такой какофонии отделять зерна от плевел, но Бенедикт старался. Себя он ничем не выдавал – и все-таки однажды не сдержался. Точнее, намеренно повернул дело так, чтобы Марник разогнал очередных своих собутыльников. Случилось этого после того как один из гостей, не дойдя до туалета, наблевал прямо в коридоре, да еще и принялся вытирать пальцы о стенку, пьяно раскачиваясь, отплевываясь и шмыгая носом.

Будь на месте Спинозы какой-нибудь сапиенс, этого сапиенса непременно бы передернуло. Бенедикт дергаться не стал, а запел, копируя голос блевальщика. Запел громко, так, чтобы хорошо было слышно на кухне, где сидел икающий капитан Марник и еще двое, почти невменяемые.

Две последние строчки Бенедикт не поленился повторить, включив динамик на кухне.

Наспех придуманная песенка возымела действие. Блевальщик перестал пачкать стену и замер, стараясь сообразить, кто это тут распевает его голосом. Оба почти невменяемых на кухне стали почти вменяемыми и захихикали в лицо начальнику склада. А сам побагровевший капитан Марник резко прекратил икать. Потом запыхтел, с трудом выгребся из-за стола и заехал с правой и с левой по двум источникам хихиканья. Это получилось у него так удачно, что сидевшие за столом «представители» перестали смеяться и сползли по стеночкам на пол. А начсклада вновь сжал кулаки и, пошатываясь, направился в коридор, чтобы разобраться с тем, кого он считал исполнителем дурацкой и оскорбительной песенки.

«Исполнитель» так ничего и не успел сообразить и, скорее всего, даже не заметил, что в лицо ему устремился увесистый капитанский кулак. Скользнув подошвами по собственной блевотине, он отлетел к двери туалета, встретился с ней спиной и тоже оказался на полу.

– Я т-тя отучу хрень всякую распевать, я т-тя отучу! – приговаривал Марник, охаживая его ногами по ребрам. – Ты у меня сам убьешься, Киркоров недоделанный!

Незнакомая фамилия заставила Спинозу быстренько пробежаться по базам данных. И в результате поисков личность начальника склада отдельного танкового батальона вооруженных сил Флоризеи представилась ему в новом свете. Ну никак он не ожидал, что специалисту по учету и хранению запчастей известен какой-то древний земной певец, чуть ли не современник легендарного Орфея, растерзанного толпой поклонниц!

Между тем разъяренный Марник принялся возить «исполнителя» носом по собственной его, «исполнителя», блевотине, а потом подтащил к люку и вышвырнул из бронехода. Парочка слегка очухавшихся собутыльников сумела покинуть супертанк уже без содействия немного успокоившегося капитана.

– Чтобы духу вашего здесь не было! – рявкнул начальник склада, наблюдая за тем, как они пытаются поставить на ноги «исполнителя». – А то как разобью стакан и нанесу вам рваных ран!

И опять же, будь Спиноза сапиенсом, он не удержался бы от восклицания, услышав последнюю фразу Марника. По поэтичности она, пожалуй, не уступала хрестоматийному, пришедшему из Темных веков: «Вы хочете песен? Их есть у меня!»

К чести капитана надо сказать, что бушевал он недолго. Троица собутыльников еще не успела удалиться от танка, как Марник связался с авторотой и приказал выделить какой-нибудь транспорт для доставки «представителей» обратно в столицу.

– Нахреначились в дупель, – нетвердым голосом пояснил он, – физиономии друг другу поразбивали… И меня, понимаешь, споить пытались, да я не дался. Ни к чему нам такие поставщики!

Но и после этого капитан не оставил привычки притаскивать в расположение части все новых и новых собутыльников. И однажды, во время очередного пьяного толковища на кухне, Бенедикт понял, что мир начал меняться.

Запив водку соком, капитан Марник одобрительно причмокнул и пощелкал пальцем по литровой бутылке с красивой этикеткой.

– Хороший продукт «Сокоманская Империя» наладилась выпускать! И заметьте, господа, – он покачал поднятым вверх указательным пальцем, – Лабея в этом плане заполонила наш рынок. А у нас что – своих фруктов мало? А мы что – соки делать не умеем? Отечественные, флоризейские!

Тут завертелся разговор о необходимости поддерживать местных производителей, а Спиноза ринулся наводить справки в своих источниках. И оказалось, что компания Троллора Дикинсона вновь называется «Сокоманской Империей», а не «Царством соков», как стала она именоваться в изменившейся реальности. Бенедикт полез копаться дальше и установил, что авторство теории подпространственных перемещений вернулось к Дмитрию Паламарчуку, а Челлик и Рубайдан ушли в тень. Правда, Роберт Шекли – это имя Спиноза, конечно же, не забыл, как не забыл он и все остальное из прошлой реальности, – так вот, Роберт Шекли оставался Робином Кшели, но супертанк надеялся, что это ненадолго. Мир откатывался к прежней реальности, где не было никаких мятежных планет, а значит, в любой момент жизнь танкового батальона могла измениться. Изменится и информация, заложенная в его, Бенедикта, «кису», и эта информация будет наконец соответствовать его воспоминаниям. Всколыхнувшаяся Вселенная возвращалась в предыдущие формы, проявляя свои неведомые ранее свойства. Но Спиноза был уверен: вернется не все. Нижний слой Авалона, в котором они побывали в прежней реальности, теперь недоступен, и они не мотались по его просторам. Парадоксально, но факт: с одной стороны, именно проникновение туда супертанка и группы личностей привело к закрытию этого слоя, а с другой стороны, никакого проникновения как бы и не было. Вернее, не «как бы», а просто не было – в теперешней и единственной реальности. И только он, супертанк, созданный с применением архамассы, хранил в своей памяти воспоминания о разных реальностях.

Подумав об этом, Бенедикт Спиноза утвердился в своем мнении: он – воистину уникальный объект-субъект мироздания. Правда, в точности определения «объект-субъект» он был не совсем уверен, но комплексовать по этому поводу не стал. В конце концов, не его забота – давать точные формулировки понятий, столь далеких от функциональных обязанностей боевой машины.