Я уже собирался возвращаться на аллею, как вдруг заметил необследованный мною пятачок земли. Он примыкал к розарию, и поэтому я его вначале упустил из виду. Здесь «росло» сразу пять пеньков. Они составляли своеобразное семейство, как будто бы изначально кипарисы были посажены по кругу рядом, либо выросли из одного корня, когда-то давшего несколько дружных побегов.

Но и здесь никаких спилов либо кусочков дерева я не обнаружил.

Тогда, не зная почему, я запустил руку внутрь этого круга из пеньков. И тут вдруг кое-что нащупал. Мне показалось, что это камень. Но зачем мне камень?

И, тем не менее, я его вытащил. Камень был величиной с кулак, весь оброс мхом, да таким плотным! Я уже хотел выбросить его, но почувствовал странность. Слишком уж он лёгкий. Решил взять с собой…

А когда вернулся на аллею, показал находку Вячеславу. Мы внимательно его рассмотрели. И лишь теперь выяснилось, что это какая-то деревяшка. Я хотел взять на память о кипарисах кусочек дерева – вот и взял. Правда, совсем не то, что предполагал вначале…

Уже дома я тщательно очистил находку от мха. И выяснилось, что у меня в руках предмет из можжевельника. Это деталь чего-то более крупного: часть интерьера либо элемент мебели. Я, по внешнему виду, назвал его «розеткой». Здесь сыграло свою роль и то, что нашёл я его почти в розарии.

Конечно, мой интерес к находке был огромен. И я стал тщательнейшим образом изучать интерьеры ливадийского дворца, стараясь отыскать то, что так похоже на «розетку». Но – всё безрезультатно. И вдруг мне попадается на глаза книга о ливадийском дворце и вообще о царских южнобережных имениях. Она была отлично иллюстрирована…

На одной из фотографий я и увидел то, что так долго искал.

Это был то ли трон, то ли кресло. В нём сидела женщина, которая была…

Руданский задумался, стараясь что-то припомнить, и, наконец, сказал:

– То ли бабкой, то ли прабабкой последнего русского царя.

– Николая II? – уточнил я.

Руданский подтвердил и добавил, что на той фотографии он увидел две такие розетки. Они, как набалдашники, торчали справа и слева над спинкой кресла. А в эти розетки сверху ещё были вставлены шары…

Кирилл взял розетку и протянул её мне.

– Смотри. Здесь шара нет, но имеется отверстие, куда он вставляется. Это сверху. А снизу – видишь вырезанную спираль? Розетка вкручивалась в гнездо, куда изначально заливался столярный или иной клей. Я когда очищал её ото мха, остатки этого клея видел. Так что у меня не осталось никаких сомнений, какую именно деталь я нашёл между пней кипариса.

– Привет из прошлой жизни, – добавил Вячеслав.

– Так и есть! – подтвердил Кирилл. – Одно лишь не было ясно. Как сюда попала эта штука? Даже подумалось: а что, если сам Николай II приложил руку к сохранению здесь розетки. Но зачем ему это понадобилось? Непонятно. Вот мои поиски и зашли в тупик…

И вдруг – ты с историей о Шариде. Теперь в моей голове наступило некое прояснение. Если сложить воедино то, что было известно тебе, с тем, что знал я, то вполне можно предположить следующее. Старый трон от времени пришёл в негодность, стал рассыпаться, и его разобрали на части. Некоторые из них принесли на память августейшей семье. А Николай II воспользовался «подарком» в своих целях. Одну розетку он опустил под корень саженца-кипариса в усадьбе князя Юсупова в Коккозах. А вторую – положил между кипарисами, посаженными в Ливадии. Чисто символически, как ты сам сказал, таким вот образом он «утверждал» некий проект, считавшийся для него крайне важным. Может быть, и судьбоносным.

Я взял искусно вырезанную из дерева розетку в руки и долго её вертел, то поднося к глазам, стараясь рассмотреть каждую деталь декоративного узора, то вдыхая аромат можжевельника, который до сих пор чувствовался. Вполне возможно, что только эти розетки, части декора кресла-трона и были из можжевела, так сказать для освежения воздуха, сам же трон был изготовлен из другого дерева.

– Ты рассказал необыкновенную историю… – смог сказать я наконец. – Это в самом деле привет из царских времён. Допускаю, что моя история с саженцами и твоя с кипарисами, вернее их остатками – звенья одной цепи. Только мне было известно начало, а ты стал свидетелем её завершения.

– И получил в награду что-то вроде бонуса, вот эту оригинальную штуковину. – добавил Вячеслав.

Я вернул «бонус» Кириллу и заметил:

– Снова проявилась двойственность. Вначале – два подсвечника. Теперь – две розетки от трона. Я не исключаю, что изначально, и этот трон, и эти подсвечники находились вместе. А затем – в силу обстоятельств или по воле людей одно целое было разделено на части.

И сейчас, спустя век, собирается в единое целое. Пусть и не всегда в материальном виде, но уж в информационном – так точно.

– А что для этого понадобилось? – спросил Вячеслав и загадочно посмотрел на Руданского.

– Что же? – не понял писатель.

– Чтобы встретились два Кирилла. Это ли не знак! Ещё один.

– Настоящий ребус! – хмыкнул Руданский. – И мы его решаем вместе, по пути приоткрывая полог тайны над тем, что уже давно знали, но не находили достойного объяснения имеющимся фактам. Недопонимая значимости того, чем владели…

Ольга порывисто встала.

– Ой! Что-то мне снова нехорошо…

Она быстро вышла из комнаты, громко хлопнув за собой дверью.

– Что с ней? – спросил Кирилл.

Вячеслав разъяснил:

– У неё такая реакция на происходящее. Ольга интуитивно чувствует бездну и, заглядывая в неё, страшится.

– Бездну? – уточнил Кирилл.

– Да. Пусть не бездну – но огромную пропасть. Мы соприкоснулись с чем-то значимым. Но ещё не понимаем этого. Она тоже не понимает. Но её женская интуиция «сканирует» грандиозность того, что скрыто ещё пока от нас. Отсюда и такая реакция.

– Может, ей помощь нужна? – уточнил я.

Но Вячеслав меня успокоил.

– Не нужна. Она сейчас переключится на что-нибудь другое, и её мозги быстро придут в порядок. Я же её знаю.

И действительно, минут через двадцать Ольга вернулась и, как ничего не бывало, спросила:

– Вы чаю хотите?

– Хотим! – за всех ответил Кирилл.

Он подмигнул мне заговорщицки.

– Ольга испекла шарлотку. Вот увидишь, сейчас поставит её на стол.

– А я смотрю, ты сладкое любишь.

– Нет, только пироги, – ответил Руданский, – это моя слабость. Могу есть по три раза в день. И заметь – никогда не надоедает!

Ольга действительно поставила на стол блюдо с шарлоткой, и мы вмиг её умяли. Прав был Руданский. Такую вкуснотищу можно есть вечно.

– Мы тебя, Кир, мало знаем, – сказала хозяйка дома, – ты как будто свалился к нам с неба. И сделал это очень удачно. Если бы тебя не было, то такого человека нам надо было просто выдумать.