Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще в 1947 году Пауль Полак в своем докладе перед членами Общества индивидуальной психологии предсказал, что, «решив социальные вопросы, мы столкнемся с проблематикой духовности, произойдет ее мобилизация; человек освободится и сможет заняться собой, проблемами своего бытия, на которые обратит должное внимание». И недавнее изречение Эрнста Блоха вторит ему: «Людям выпадает возможность думать о вопросах, которые тревожили их лишь в смертный час».
Экзистенциальная фрустрация
Сегодня психиатр нередко сталкивается с волей к смыслу в форме ее фрустрации. Существует не только сексуальная фрустрация, то есть фрустрация сексуального влечения или воли к удовольствию в целом, но и фрустрация экзистенциальная, под которой в логотерапии понимается ощущение бессмысленности собственной экзистенции. Что касается этиологии невротических заболеваний, это ощущение бессмысленности ныне актуальнее чувства неполноценности. Современный человек страдает не столько оттого, что ощущает себя неполноценным, сколько оттого, что не видит в жизни смысла. Именно экзистенциальная фрустрация часто оказывается патогенной, то есть возможной причиной душевных расстройств, тогда как раньше их причиной считали пресловутую сексуальную фрустрацию.
Экзистенциально фрустрированный человек не знает, чем заполнить то, что я называю экзистенциальным вакуумом. Шопенгауэр считал, что человечество мечется между нуждой и скукой. Что ж, сегодня нам, неврологам, скука доставляет больше проблем, чем нужда, а сексуальную нужду мы можем и вовсе исключить. Все чаще обнаруживается, что за случаями сексуальной фрустрации стоит фрустрация воли к смыслу: либидо буйствует только в экзистенциальном вакууме.
Неспроста есть такое выражение — «скука смертная». Некоторые авторы утверждают, что причина самоубийств в конечном счете кроется во внутренней пустоте, с которой связана экзистенциальная фрустрация. Сегодня все это особенно актуально. Мы живем в эпоху, когда свободного времени становится все больше. Но свободное время существует не только от чего-то, но и для чего-то; экзистенциально фрустрированный человек не знает, чем его наполнять.
Если задаться вопросом о главных клинических формах, в которых нам встречается экзистенциальная фрустрация, прежде всего стоит назвать описанный мной невроз безработицы[43]. В этом смысле мы понимаем также кризис пенсионного возраста, ставший актуальной проблемой. Вместе с Гансом Гоффом мы даже можем утверждать следующее: «Возможность придать жизни смысл, заинтересованность в будущем может во многих случаях отсрочить появление старческого психоза». Мы видим, насколько мудр был Харви Кушинг, величайший хирург всех времен, произнеся слова, которые процитировал Персиваль Бейли в своей торжественной речи на сто двенадцатой конференции Американской психиатрической ассоциации: «Единственный способ проживать жизнь — это всегда иметь перед собой задачу, которую надо выполнить». Я никогда не видел столько книг, ждущих своего часа, как на столе у венского профессора психиатрии Йозефа Берце, которому было на тот момент 90 лет.
Если кризис пенсионного возраста представляет собой, так скажем, постоянный невроз безработицы, то существует еще и периодический невроз безработицы — воскресный невроз, то есть депрессия, настигающая человека, который вдруг осознает пустоту своей жизни в выходной день, когда трудовая деятельность приостанавливается и образуется экзистенциальный вакуум.
Обычно экзистенциальная фрустрация не проявляется, оставаясь латентной. Экзистенциальный вакуум может оставаться скрытым, замаскированным, и нам известны различные маски, под которыми он прячется. Вспомним о «болезни менеджера», когда сотрудник яро исполняет свои трудовые обязанности, при этом воля к власти (если не сказать ее самая примитивная и банальная форма — «воля к деньгам») вытесняет волю к смыслу!
Horror vacui — страх пустоты — существует не только на физическом, но и на психологическом уровне. В попытке перебить экзистенциальный вакуум ревом двигателя и оглушительной скоростью я вижу психодинамическую подоплеку все ускоряющегося процесса моторизации. Я считаю, что растущая скорость жизни представляет собой напрасную попытку самоисцеления от экзистенциальной фрустрации. Чем меньше человек знает о цели своей жизни, тем больше он ускоряется. Как поет венский шансонье Хельмут Квалтингер в своих пародийных куплетах от имени лихого мотоциклиста: «Я понятия не имею, куда еду, но доберусь туда во мгновение ока».
Иногда честолюбие может достигать небывалых высот. Я знаю пациента с самой типичной «болезнью менеджера» из встреченных мною. При беседе сразу стало ясно, что он перетрудился до смерти. А причина, по которой он так сильно погружался в работу, была не в бедности — у него даже был свой самолет. Пациент сам признался, что все поставил на то, чтобы вместо обычного самолета позволить себе купить реактивный.
Озабоченность по поводу наличия смысла человеческого бытия, сомнение в нем и даже отчаяние из-за мнимой бессмысленности человеческой экзистенции ни в коем случае не являются признаками болезни, патологией. Именно в клинической области мы должны остерегаться подобного представления о патологизме. Забота о смысле своей экзистенции характерна для человека как такового, ведь нельзя представить себе животное, которое задавалось бы таким вопросом. Кроме того, мы не должны это человеческое, более того, самое человеческое, опускать до уровня недостатка, например: болезни, симптома, слабости.
Дело обстоит как раз наоборот. Мне известен случай пациента, профессора университета, которого направили в мою клинику из-за того, что он отчаялся найти смысл в своей жизни. Выяснилось, что у профессора эндогенная депрессия — не психогенная, то есть невротическая, а соматогенная, то есть психотическое расстройство. Мы установили, что озабоченность по поводу смысла жизни поглощала его не в депрессивные фазы, как можно было бы предположить; в эти периоды он был в состоянии такой ипохондрии, что о чем-то таком не мог думать. Он размышлял об этом, только когда не был в депрессии! Иными словами, между духовной нуждой, с одной стороной, и душевной болезнью, с другой, в данном случае существовало даже взаимоисключение.
Итак, экзистенциальная фрустрация, или, как мы еще можем ее назвать, фрустрация воли к смыслу, ни в коем случае не представляет собой нечто патологическое. Тем более нельзя считать патологической волю к смыслу, ведь она, будучи запросом человека на максимальное наполнение смыслом своего бытия, сама по себе не является чем-то болезненным, так что ее можно и нужно мобилизовать с целью терапии. В этом заключается достойнейшая из задач логотерапии, ведь она ориентируется на логос, то есть на смысл,