немаленького роста, но перед ним возвышалась голова высокого худощавого мужчины в одной пижаме. «Похоже, прямиком из постели выскочил и сразу сюда прибежал…» Мёнчжун наклонился чуть в сторону от маячившей головы – и остолбенел от изумления.

Вход в дом Рохи был перекрыт – его охраняла полиция. Наверное, из местного отделения на усиление прислали. Но если так, то тогда что-то должно было случиться внутри дома…

И тут кто-то закричал:

– Выходят!

Ворота открылись, из них показался полицейский в белом защитном комбинезоне и маске. Руки у него находились за спиной – он нес что-то, накрытое белым покрывалом. Труп! По толпе волной прокатился гул. Кто-то зацокал языком, у кого-то вырвался стон.

– Ч-ч-что тут с-с-случилось?

Вопрос задал кто-то из собравшихся. Мёнчжун развернулся, чтобы получше расслышать ответ: похоже, что молодая девушка, обхватившая себя руками, сейчас объяснит, что к чему.

– Говорят, что убийство.

У Мёнчжуна в голове словно белая вспышка полыхнула. Он отрешенно посмотрел на носилки: было непонятно, мужское это тело или женское, кто-то из родителей Рохи или еще некто. У Мёнчжуна все мысли перемешались, словно его двинули по голове чем-то большим и тяжелым.

И тут народ снова зашумел – на улицу вынесли еще одно тело.

Глава 2

Убийство

1

Ку Окпун жила и работала здесь уже четыре года – с тех пор, как сын решил открыть свое дело и попросил у нее в долг на развитие бизнеса. Все свое имущество – а на ее имя был записан лишь захудалый домишко – она продала, отдала деньги сыну и переехала жить к нему и невестке. Но деньги деньгами, а все равно Окпун чувствовала себя обузой, и на душе у нее словно лежал тяжелый камень.

Где-то через год совместной жизни обстановка в семье стала натянутой. Всякий раз, когда невестка проходила мимо сына, она делала несчастные глаза, а еда на столе день ото дня становилась все скромнее и скромнее. Однажды утром, где-то в полдесятого, Окпун зашла на кухню: там было непривычно тихо. Тогда она заглянула в спальню – дверь туда была открыта словно напоказ – и увидела, что невестка валяется на кровати, повернувшись к ней спиной. «Разбудить ее, что ли? Или сначала завтрак приготовить, а потом разбудить?» Погруженная в эти раздумья, Окпун вышла в коридор, а потом направилась в клуб общения старшего поколения. В последующие дни ей доводилось, как и раньше, сидеть за одним столом с невесткой, но все чаще и чаще она уходила из дома в клуб, где и проводила все больше и больше времени.

Там у нее появились подружки. Одна из них начала подрабатывать, помогая людям по дому. Окпун решила пойти по ее стопам и тоже обратилась в Центр занятости населения. Молодая сотрудница центра, на вид не больше 26–27 лет, сразу предупредила: «Ну, без опыта работы шансы не очень», но телефон у Окпун все-таки взяла. А ведь Окпун ее обманула: когда спросили, доводилось ли ей работать с привилегированной клиентурой в домовладениях премиум-класса, то она даже не поняла, о чем идет речь, но на всякий случай кивнула…

Так она и оказалась здесь. Место предполагало постоянное присутствие прислуги в доме, то есть проживание вместе с хозяевами. Поначалу Окпун сомневалась, но в конце все-таки приняла предложение. Сын с невесткой тоже поначалу не знали, как реагировать на эту новость, но стоило женщине сказать, что жить она будет у нанимателей, как невестка тут же приготовила на ужин дорогую вкусную рыбу.

Так прошло четыре года. Работа была не очень тяжелой. В принципе, людям для жизни нужно примерно одно – прибраться, приготовить да постирать. Когда она изредка что-то путала и делала не так, то, конечно, приходилось выслушивать упреки, но «уж лучше здесь за деньги, чем дома от невестки бесплатно» – так она считала. В доме этом жила семья именитого профессора Чхве Чжинтхэ, но чем конкретно он занимался, ей было непонятно: Окпун и слов таких не знала – что-то труднопроизносимое. Жену этого научного профессора звали Со Чжинъю – это была очень приятная и добродушная женщина. Целыми днями она либо читала, либо распивала чаи, а когда Окпун заходила к ней прибраться, то деликатно выходила в сад, чтобы не мешать домработнице. У супругов еще была дочь, причем занята она была не меньше, чем отец. Когда Окпун впервые ее увидала, то поначалу приняла за мальчика: стрижка короткая, взгляд твердый. Правда, лицо у нее было необычной белизны, и губы ярко-красные, так что когда у нее отрастали волосы или она надевала юбку, то девочку можно было бы назвать красивой. Вот только даже в разгар лета она чуть не каждый день носила плотную куртку-кимоно и широкие, волочащиеся по земле штаны-шаровары. Лишь потом, когда девочку показали по телевизору в программе о молодых дарованиях, Окпун поняла, почему дочь профессора все время носит такую форму: она занималась корейским мечевым боем.

Много ухода за ней не требовалось: Окпун нужно было лишь прибираться у нее в комнате и стирать белье. Когда девочка приходила со своего фехтования, то занималась с учителем английского. Когда английский заканчивался, приходил репетитор по другим предметам или еще какой учитель. По сути, времени отдохнуть у бедняжки не было. Окпун как-то захотела ей помочь и хотя бы портфель разобрать, так та не дала, сказала: «Я сама» – и точными, уверенными движениями рук расставила книги по нужным местам, строго следуя четкому принципу: для каждого предмета своя полка, внутри полки книги выставлены по размеру – точно так же, как и у ее отца. Вот уж воистину родная кровь…

В общем, работа в этой семье если и не была совсем уж курортом, то и слишком изнурительной ее тоже назвать было сложно. Поэтому Окпун решила, что если позволят, то она будет помогать им до тех пор, пока силы остаются. И тут профессор обратился к ней с предложением:

– У вас же как такового отпуска еще не было? Вот, съездите куда-нибудь, отдохните, развейтесь, а потом снова за работу. – И он с улыбкой протянул ей пухлый конверт.

Видя, что глаза на ее морщинистом лице округлились от удивления, профессор снова улыбнулся:

– Вы же за все это время отпуск ни разу не брали? Ну так навестите сына или отправьтесь куда-нибудь в путешествие.

Окпун долго отнекивалась и отказывалась, мол, не нужно, «да какое там путешествие?» и «зачем мне столько?», но все это было притворством –