— Доброе слово и дубина действуют гораздо убедительней, чем просто доброе слово, — отметил про себя Геракл, покидая крестьянина и заметно повеселевшего барана.

Когда герой добрался до Немей, она была пустынна, как советская Москва в момент показа сериала «Место встречи изменить нельзя». И это было серьезным затруднением на пути к победе. Топографические карты в те времена в массовом порядке еще не выпускали, а спросить, в какой стороне проживает лев, было не у кого. Поэтому Геракл направился в горы наобум, небеспочвенно полагая, что при отсутствии прочей дичи зверь скоро сам его найдет.

Расчет оказался верен: уже через пару дней блуждания по заросшим лесом склонам герой услышал дикий рев и увидел скачущего навстречу льва размером с бегемота. Стрелы, как и предсказывали специалисты, от хищника отскакивали, а дареный меч, соприкоснувшись с туловищем нападавшего, неожиданно погнулся, как восковая свечка.

«Китайский. Чего еще ждать от Гермеса», — подумал Геракл и пустил в ход последнее оставшееся у него средство воздействия. Лев из Киферона не шел ни в какое сравнение со своим сородичем из Немей, но удар дубиной на обеих кошек произвел одинаково сногсшибающее действие. Зрачки у противника Геракла в этот момент проверить никто, конечно, не мог, но судьи наверняка сошлись бы во мнении, что боксер в рыжих трусах, пропустив хук справа, угодил в нокдаун.

Дубина разлетелась в щепки, лев недоуменно затряс головой. Геракл сделал удивленную физиономию. И хотя никаких физических увечий кошкин дядя не получил, идти в повторную атаку он не решился. Давая всем своим видом понять, что больше в такие игры не играет, понурый ужас окрестностей поплелся к себе в пещеру.

Охотник, амбиции которого шли дальше победы техническим нокаутом, попытался настичь льва и продолжить бой непосредственно в пещере. Но максимум, что удалось герою, это на плечах отступающего противника ворваться в его цитадель. Лев же, промяукав: «Ну тебя, дурака, к черту», удрал через черный ход.

Геракл никак не ожидал, что провинциальный хищник обзаведется жильем с двумя выходами, подобно английскому аристократу, а потому броситься в погоню за улизнувшим жильцом не успел. Несколько следующих дней ушли на внезапные обыски в пещере, но всякий раз хитрой зверюге удавалось своевременно сделать ноги. Лев похудел, стал нервным, подолгу орал на оккупанта из дальних кустов, но ближе чем на километр подходить не осмеливался. Через неделю Гераклу окончательно надоели эти кошачьи истерики, и он придумал, как преодолеть проблему технически. Лев был побежден силой инженерной мысли.

Двое суток герой, взгромождая камень на камень, кирпич на кирпич, замуровывал черный ход львиного убежища. Неизвестно, где шлялся сам хозяин, пока Геракл ковал победу в тылу его пещеры, но изменения в дизайне жилища стали для четвероногого неприятной неожиданностью. Когда Геракл, дождавшись возвращения зверя в логово, вошел следом за ним в пещеру, тот по привычке бросился бежать и чуть не расшиб нерасшибаемый лоб о неизвестно откуда взявшуюся преграду.

«Это что еще за квартирный вопрос?!» — подумал лев, но ответа получить уже не успел.

Лишившийся дубины в первом раунде Геракл решил больше не осложнять жизнь техническими новинками и провести эндшпиль в старом добром стиле.

Герой стремительно провел захват, бросил соперника через голову и перешел на удушающий. Если кто-то из читателей попадал под паровой каток, то он в некоторой мере может представить себе ощущения Немейского льва в объятиях Геракла, душащего зверя, как любовь семнадцатилетнюю девушку. Остальным же придется поверить на слово, что для животного это были крайне неприятные переживания. Уже на второй минуте схватки кошка начала стучать по полу хвостом, сигнализируя, что сдается. Но противников своевременно не разняли, и для прижатого к ковру льва этот спарринг стал последним.

Отдышавшись, Геракл задумался, как ему доставить добычу начальству. Поднять огромную тушу он мог, но тащить ее на себе с горы Трет в Микены следовало только в том случае, если это будет зачтено за отдельный подвиг. Теперь-то герой понял, что изначально допустил тактическую ошибку. Следовало не бить животное палицей по голове, а пуститься бежать. Увлекшись погоней, лев сам себя доставил бы к месту назначения или хотя бы спустился в долину.

Иного выхода, кроме как содрать с побежденного шкуру, не было, и Геракл в расстроенных чувствах принялся искать брошенный еще в начале сражения меч. Шкура — не лев, низкий класс, посредственное начало великих свершений. Но ничего иного не оставалось, а часть — это хоть и хуже, чем целое, но лучше, чем ничего. И Геракл взялся за меч.

Однако и шкуру снять, тоже не получилось. Меч и по мертвому льву скользил, не оставляя ни малейшего следа. Только безуспешно провозившись битый час, Геракл понял, наконец, в чем заключался подвох полученного задания. Задушить упрямую тварь — полдела, доставить ее в Микены — вот настоящая проблема.

Вообще, в Древней Греции очень многие вещи обладали весьма специфическими, чтобы не сказать странными, свойствами, что называется, по определению. Если было сказано, что лисицу никто не сможет догнать, значит, никто и не сможет. А за счет чего достигается результат и чего это стоит бедной лисице, богов не интересовало. Более того, и сами они были бессильны перед предначертаниями судьбы. В этом плане весьма показательна история титана Прометея.

Трагедию Прометея сложно назвать типичной. Некоторые страдают от того, что слишком много знают и не могут удержать язык за зубами. Проблемы же Прометея проистекали из обратного: он и лишнее знал, и язык из-за зубов выпускать не торопился. Именно за нежелание делиться информацией Зевс и тиранил бедолагу полторы тысячи лет всеми доступными способами.

Прометей был сыном титана Япета и титаниды Фемиды, богини правосудия. Но из общего ряда его выдвигало не столько происхождение, сколько обладание выдающимся даром предвидения, полученным еще при рождении. Собственно, само его имя означало «провидец». С самого детства он выделялся настолько, что из-за этого контраста его родного брата назвали Эпиметеем, что переводится на русский язык как «крепкий задним умом» в мягком варианте, или «тормоз», если уж говорить совсем без обиняков. Причем прорицателем Прометей был не из тех, что, сидя под освященной елкой, за три рубля продавали простакам под видом картинки из будущего всякую дребедень. А специалистом высшего класса, читающим в книге судеб так же легко и презрительно, как отличник-первоклассник букварь. И даже олимпийцы не чурались прибегать к его консультациям.

Тем не менее, работать Прометей предпочитал не по специальности, откровенно зарывая свой недюжинный талант в землю. До склоки с Зевсом он трудился на посту представителя человечества на Олимпе. Ему было доверено защищать интересы смертных людей при дворе бессмертных богов. Нельзя сказать, что его на эту должность выбрал народ, но в те времена мнение народа вообще мало кого интересовало. А Прометей; даже нелегитимно заняв свое кресло, был на нем населению более чем полезен.

Уже после первого своего деяния на ответственном посту он мог в принципе больше ничего не делать и все равно вошел бы в историю как благодетель людского рода. Прометей начал с того, что, говоря языком современных народных избранников, «кинул» богов с причитающимися им налогами.