Она гордо уносила свой портфель-сумку, и последний ее взгляд был на Юльку, но та его не встретила, потому что сидела, поникнув. Потом она скажет Тане: «Ведь это я должна была перейти туда! Я! Скажите, почему мне это не пришло в голову? Почему я такая дура?»

– …Знаешь хохму? В нашем классе теперь Алена! Это цирк! Ее явления на математике – это смешней, чем Луи де Фюнес…

– Она тебе совсем не нравится?

– Алена? Нравится. Как все большое. Останкинская башня. Слон. Панелевоз. МГУ.

– Ты ей нравишься…

– Знаешь, я заметил что-то такое…

– Ну что? Что?

– Она меня домой провожает…

– Ты серьезно?

– Идет рядом, как конвоир.

– И что?

– Я не умею разговаривать с неживой природой.

– Но она? Что она?

– Юлька! Я иду и думаю о тебе. Она мне не мешает…

– Ты придешь ко мне в воскресенье?

– К тебе? Домой?

– Я буду одна. Придешь?

– Конечно!

– Обязательно приходи. Алена ведь и некрасивая. Правда?

– А я не помню ее лицо…

* * *

Людмила Сергеевна совершала первый после родов большой выезд в свет. Ехали на серебряную свадьбу Володиной старшей сестры, но идейным стержнем поездки было другое – показать себя, малыша и Володю вкупе, чтоб еще раз привести в некоторое потрясение родню, так до сих пор и не поверившую в возможность крепкого брака с такой-то разницей в годах. «Нате вам!» – мысленно говорила Людмила Сергеевна, купая в субботу сына.

Уезжали утром – дорога через всю Москву, с юга на север. До конца торжеств все равно быть не собирались, так что по-родственному можно было приехать и пораньше.

Юлька всю ночь не спала. К утру, когда завозился в сырой рубашонке брат, вдруг так ясно и просто подумалось: говорят, это получается неожиданно, от безумия, сразу, а у меня это запланировано, как в пятилетке. На такой странной мысли она наконец заснула. А уже в десять, проводив своих, стала готовиться к приходу Романа. Выяснилось, что дел невпроворот. Никогда она не подозревала, сколько надо вытереть пыли, сколько протереть стекол. У них, конечно, всегда был порядок, но это был мамин порядок, а Юлька наводила свой. С ее точки зрения, ванна была недостаточно белой, входной половик недостаточно вытрушенный, плед на диване мятый, кастрюли в кухне стояли кое-как, а мусорное ведро было просто-напросто грязным. Юлька завертелась вихрем, за десять минут до прихода Романа она уже стояла под душем и изо всех сил терла жесткой мочалкой свой плоский, втянутый живот.

– …А у вас модерновая хата.

– А у вас?

– А у нас по старинке. Столы, буфеты, кровати…

– Но у нас ведь тоже…

– По-твоему, это сооружение – стол?

– Тебе у нас не нравится?

– У вас здорово. Даже очень. Но простому человеку как-то не по себе…

– Идем в мою комнату.

– Юлька! А это что? Братцы мои!

– Ты не удивляйся… Это ром. В конце концов мы ведь все равно поженимся, так пусть свадьба у нас будет сегодня…

– Юлька! Родная! Ты серьезно?

– Очень. Я продумала все до мелочи. Посмотри, какая на мне рубашка. И духи французские – «Клима» называются…

Они были вместе до вечера. К Юлькиному правильно сервированному столу они не притронулись. Ели прямо из холодильника, стоя перед ним на коленях. Они пальцами доставали шпроты из банки и тут же забывали о них, прижавшись друг к другу.

Когда Роман ушел, у Юльки едва хватило сил, чтобы кое-что кое-куда спрятать. Порядок уже не имел для нее смысла. Пришла странная мысль: надо учить уроки. Как пришла – так и ушла, бледная, такая невыразительная, непобуждающая мысль. Что такое уроки? Зачем уроки? Кому уроки?

Приехали родители. Володя трезвый – за рулем ведь. А мама веселая, с некоторой излишней лихостью. Это у нее всегда от вина.

– Все спрашивали, почему тебя нет, – пропела она. – Ты ела?

Юлька взяла брата и унесла его раздевать. Прижимая к себе голенького, подумала, что после Романа у нее на втором месте брат. А мама, оказывается, дальше? Стало жалко маму, Юлька посадила малыша в кроватку, пошла искать маму, чтоб как-то загладить эти несправедливые мысли. Мама и Володя целовались в коридоре. У Юльки закружилась голова, и она ушла в свою комнату. Если бы можно было объяснить маме, как она понимала ее сейчас, ее безумную любовь к Володе, ее закинутые ему на плечи руки, как со страхом вдруг осознала, что мама постареет раньше и, может, будет из-за этого страдать, и никакие утешения, никакие дети, наверное, не помогут ей.

Мама заглянула в комнату.

– Есть ты не ела, суп даже не разогревала, но уроки, надеюсь, сделала?

– Да, – легко соврала Юлька.

И мама ушла.

* * *

– Ты пил? – закричала Вера, увидев Романа. И жадно потянула носом у сыновнего рта, и вынюхала ту крохотную рюмку рома, которую он все-таки выпил с Юлькой за свою счастливую судьбу. Вера боялась выпивки больше всего. Казалось бы, откуда быть страхам при таком трезвеннике, как Костя, а поди ж ты – страхи были.

– Где? – тормошила она Романа. – Скажи, где? Я тебя прощу, я тебя не буду ругать: только скажи, где и с кем?

Роман глупо улыбался. Ну действительно, нельзя же всерьез говорить о том, чего нет, когда есть вещи важные и на самом деле существующие? Мама просто паникерша и фантазерка. Совсем зарапортовалась, слышите? Зовет отца и просит снять ремень! На Романа напал смех. Сейчас его будут сечь! Папа возьмет свой плетеный тонкий ремешок и врежет ему между лопаток и ниже. Очень здорово! И он так захохотал, что даже стал заикаться. И тогда Вера решила, что он пьян в стельку, она схватила его за руку и поволокла в ванную, но тут Роман как раз и перестал.

– Мама, оставь! – сказал он тихо. – Я как стеклышко. Двадцать пять граммов рома и ничего больше.

– Рома! – закричала Вера. – Этой гадости? Где? Где? С кем?

– У Юльки, мама. У Юльки. Мы выпили за счастье. – И он положил руку матери на плечо, потому что ждал: сейчас она вздохнет освобожденно и скажет: «Ну слава богу, с Юлькой! А я думала, с какими-нибудь охламонами».

– Ты у нее был? Ты с ней пил? – Мать заговорила шепотом и потащила его в кухню. – У нее был день рождения? Или что? Сколько вас было?

Роман сел на трехногую табуретку и сказал, потому что не понимал, почему нельзя этого говорить именно матери, именно Вере.

– Мама, – сказал он. – Я считаю, что смешно и глупо скрывать все от тебя. Мы с Юлей любим друг друга… Сегодня мы дали друг другу все возможные доказательства… Я, мама, пьяный не от рома, а от счастья. Зря ты меня в ванную… И про ремень зря… Я хочу, чтоб вы знали это с папой, потому что сразу после школы мы поженимся. Это твердое решение… Скорее всего, я, мама, однолюб…