из-за несчастного деревца, а теперь мне можно заморозить запеканку.

Я выбрала пятачок стола в стороне от чашек и запеканки и сосредоточилась на нем.

«Я думала, летом мне запрещено пользоваться силой».

На этот раз буквы вышли темно-лиловые с примесью гуаши. Антон нахмурился.

– Я тебе блокнот принесу.

Я постучала пальцами по надписи. Что он недоговаривает? Почему деревце – нельзя, а запеканку можно?

Антон отхлебнул еще кофе.

– Цветок ты, считай, убила. Это запрещено. Нельзя распоряжаться жизнью не в свое время. Нельзя менять погоду. Нельзя летом создавать снег. Или ледяной дождь. Нельзя, в общем, влиять на баланс в мире, когда правишь не ты. А чай остудить или там… Кому-нибудь что-нибудь заморозить. Вполне.

Я вспомнила парня из электрички. Превратить теплоту в лед – это считается?

«Кто были те проводники в поезде?»

Буквы вышли алые, с маслянистым отливом. Они расплылись на деревянной поверхности, вычищенной с таким усердием, будто ее скребли ножом. Антон неодобрительно покосился на стол.

– А отмывать ты это тоже своим волшебством будешь?

Он поднялся, а я, повинуясь какому-то внутреннему порыву, вдруг схватила его за запястье. Внутри возникло странное ощущение дежавю, как будто я это уже делала. Но стоило встретиться с ним взглядом, как ощущение растаяло. Я разжала пальцы.

Антон задумчиво посмотрел на место, где я его коснулась, подвигал рукой во все стороны и молча вернулся на место.

– Это сладкие мальчики Юли, – нехотя объяснил он. – Я говорил тебе. Есть другие. Юля-Лето, Дарина-Осень, Фрося-Весна. И ты.

Я смахнула надпись легким движением ладони, проигнорировав слышимый только мне хруст. Если я теперь офигеть-какая-сильная Зима, то почему продолжаю терять частички души?

«Фрося?» – переспросила я новой строчкой.

– Ефросинья. Она немного того. У нее семеро детей.

Я хотела поинтересоваться, с каких пор многодетность считается признаком безумия, но стол был не бесконечным.

«А сладкие мальчики – это телохранители Летней Девы?»

– Они не охраняют Летнюю Деву, – отрезал Антон и посмотрел так сурово, что я физически ощутила тяжесть его взгляда. – Они ей служат.

«А почему произошел взрыв? Кто-то хотел убить меня?»

Вместо ответа он включил маленький квадратный телевизор, висящий в углу почти под самым потолком. Я узнала вход на станцию. Стекла выбиты, рамы покорежены, на полу потемневшие следы крови.

– Ответственность за взрыв взяли на себя боевики, – сообщил женский голос. – Всего во взрыве пострадало двенадцать человек. Пятеро погибли.

Я вспомнила молодую женщину, которая везла погодок. Представлять вопросы не пришлось – все было написано у меня на лице. Антон покачал головой.

– Мне вовремя подсказали вытащить тебя. Остальное не моего ума дело. И не твоего. Это дела людей.

А я уже не человек, что ли?

«Двое мужчин задержаны по подозрению», – затараторила ведущая, и на экране возникла черно-белая картинка со снимком скрытой камерой. Лица расплывались, видны были только темные фигуры.

Было бы изображение почетче… Я подошла к маленькому телевизору почти вплотную, изо всех сил напрягая глаза. Но ничего нельзя было толком разобрать.

– Знакомый взгляд. – Антон допил свой черный, как ночь, кофе и налил добавки. – Когда Хельга так на кого-то смотрела, человек околевал.

Я вернулась к столу. По-моему, заморозить – слишком милосердно по отношению к тем, кто это сделал.

– Вера, нельзя просто уничтожить всех вокруг, – терпеливо пояснил Антон. – Даже если ты в состоянии это сделать. Должен соблюдаться баланс.

Я глянула на него через стол. Сколько там сказали – двенадцать человек? Как-то не очень похоже на баланс.

– Ешь. – Антон выключил телевизор. – Не тебе решать, кому жить, а кому нет.

Я взялась за вилку. Запеканка оказалась на удивление вкусной и напомнила ту, что готовила мама в моем детстве. Правда, мама всегда щедро поливала ее холодной сметаной.

– Сметана! – вдруг рявкнул Антон.

Я аж подскочила.

– А ну брысь оттуда! – Он метнулся в угол кухни, где стоял горшок с пальмой, и подхватил черного котенка за шкирку. Тот зашипел и начал вырываться, норовя ухватить Антона за палец. Туловище у него было черное, а лапки белые, как носочки.

– Подобрал на свою голову. А ты землю жрешь!

Кажется, котенок все-таки цапнул Антона за палец, потому что тот отпустил его. Котенок вспрыгнул на диван и приземлился рядом со мной. Потом как ни в чем не бывало поднялся, полизал переднюю лапку и вальяжно направился к моей тарелке, задрав хвост.

Я быстро сунула последний кусок запеканки в рот.

– Ишь, – хмыкнул Антон и сел обратно.

Сметана забралась на мою коленку и требовательно мяукнула. Потом начала карабкаться на стол.

– В стиралку засуну! – пригрозил он.

Я подхватила Сметану под живот и прижала к себе. Мася зашипела на нее. Та мгновенно вырвалась, оставив мне две длинные царапины, и сиганула на подоконник, а оттуда – в окно.

– Сметана! А ну куда пошла! Стой! – Антон устремился в прихожую.

Хлопнула дверь. Я подошла к окну, но из-за густой листвы прямо под окном ничего не было видно. Мася, недолго думая, вспрыгнула на стол, схватила небольшой кусок запеканки, так же быстро вернулась на пол и неторопливо удалилась.

Вот засранка.

Я постояла у окна. На кухне было так тихо, что казалось, я слышу собственное дыхание. Поднявшийся ветер из открытого окна не приносил ни голосов, ни мяуканья.

Вдруг в коридоре что-то зашуршало. Казалось, звук щекочет меня прямо под кожей – или это побежали мурашки? За шуршанием последовали ленивые шаркающие шаги. На пороге кухни показался растрепанный парень лет шестнадцати. Он был такой худой, что почти терялся в полинявшем синем свитере и широких джинсах. В одной руке он мял пустой пакет от чипсов, другой держался за стену и во все глаза таращился на меня.

– Ты кто? – ошарашенно спросил парень.

У меня был тот же вопрос, но задать его без голоса я не могла.

В коридоре щелкнул замок, и вошел Антон, на ходу поглаживая пушистый комок за пазухой.

– И больше не убегай, – приговаривал он вполголоса. – И землю не ешь. Во всем слушайся Масю. Ну все. Друзья?

Он выпустил Сметану. Та задрала пушистый хвост и важно отправилась вглубь квартиры. Антон заметил парня, и лицо его, и так малоэмоциональное, превратилось в восковую маску.

– Доброе утро.

Я выдохнула. С убийцами так мирно не здороваются.

Антон не спеша разулся, дошел по длинному коридору до кухни и, поравнявшись с парнем, вынул у него из рук пустую пачку.

– Не ешь эту дрянь на голодный желудок. Лучше нормально позавтракай. Вон запеканка готова.

– Это кто? – Парень ткнул в меня пальцем.

На запеканку ему, судя по всему, было глубоко наплевать.

– Это Вера. Она