Сотник батин Развай прискакал с гридью, но и ему тоже непонятно, что делать. Чтоб леса здешние прошерстить – и тысячи воев маловато.

Кулиба в Киев сбегал – за указанием.

– Дорогу надо держать крепче! – заявил ему князь-воевода. – Дать тебе еще людей?

– Не надо, батько, – отказался бывший полоцкий сотник, а ныне воевода Моровский. – Они небось добро припрятали, людей подальше отогнали, а сами по селищам разбрелись: мол, мы мирные охотники. Как узнаешь, если видаков не осталось?

– Тебе видней, – не стал спорить князь-воевода.

– Дела в Киеве, – сказал Кулиба. – Он разберется, но пока ему не до нас. А наше дело – разбой прекратить.

Это верно. Вовсю подзуживают бояре великого князя против бати. Уже донесли, что в Моровском княжестве купцов губят. И князь-воевода Серегей ничего с этим поделать не может.

– Но ты не боись, Илюха! – обнадёжил Кулиба. – Ворогов много, но и друзей в Киеве у батьки – хватает. Тот же воевода Претич. Ну и другие варяги тоже. Стрый Владимира, Добрыня, всегда к нашему батьке расположен был, а Владимир его слушает. Да и сам наш батько и не из таких передряг выбирался. Сдюжим!

Успокоил. Отчасти. Но особенно обидно – ничем Илья-калека бате помочь не может.

И не догадывался тогда Илья, что беда с Горы киевской не к бате придет, а постучит прямо в моровские ворота.

Моров. Враг у ворот

Беду Илья увидал случайно. Не увидал даже – угадал.

А началось с того, что плотники достроили вышку. И позвали княжича проверить.

Вообще-то работу должен был принимать Кулиба, но сотника в Морове не было. К нему прибежал посыл: нашли еще один разграбленный обоз. Пропавший только вчера. Обрадованный Кулиба тут же умчался со всей дружиной, надеясь сыскать татей по-горячему.

Если старшина плотников надеялся, что Илья примет работу, лишь взглянув на нее снизу, то надеялся зря.

– Давай-ка за мной, – сказал ему Илья и полез наверх. На руках. И куда быстрей, чем плотник.

Так и есть. Не доделали сверху. Бортики поставили хлипкие. Из хорошего лука стрелой насквозь прошьет. И продуха на крыше не оставили. Да что там продух – даже лист железный на пол не постелили. Вместо него прямо в середке настила прорезали люк. И лари для припасов боевых и сигнальных где?

– Об этом уговора не было! – заявил старшина, не без опаски глядя на Илью, усевшегося на ограждение. Не свалился бы безногий княжич?

– Какой еще уговор? – удивился Илья. – Ты ж не новичок! Вышки в Диком Поле ставил?

– Ставил, – согласился старшина.

– А эта почему не такая?

– А зачем? – искренне удивился старшина. – Чай, копченые не набежат. Кому дымом сигналить?

– А вот это не твое дело, – отрезал Илья, глянув на старшину сверху вниз. – Сделаете всё, как следует. Приму лично!

– Так ведь…

– Что? – удивился Илья. – Не знаешь, как следует?

– Так это… – Старшина глядел на княжича. Эко с ним жизнь обошлась. В тринадцать лет золотопоясным гриднем стал! А теперь калека безногий. Да, он – княжич, сын самого воеводы Серегея, но ведь сыном-то он и раньше был, а стрела злая – прошлым летом нашла. Беда, однако. Был грозный воин – осталась половинка. Для такого, как этот, – и вовсе беда. Впору пожалеть…

Но – не жалеется как-то. Потому что не выглядит Илья, сын Серегеев, по старому прозвищу Годун, – негодящим. Вот, сидит на оградке слабенькой (что ж старшине самому себя обманывать, слабенькой, хлипкой), ноги мертвые висят, как бурдючки пустые, под ними – двенадцать полных саженей пустоты. Обломится оградка – ухнет в нее княжич… Или не ухнет? Рука, что за столб держится… У иного нога тоньше. Да только не думает княжич о пустоте, а думает о том, чтобы вышка хороша была для дела воинского.

– Так это… Мы, ить, и за работу поменьше взяли, чем в Диком Поле, хоть сама – повыше будет.

Ясно, повыше. В Диком Поле – ковыль, а здесь – деревья. Чтоб далеко глядеть, надо высоко сидеть. Княжич засмеялся.

– В Диком Поле хорошее дерево издалека везут, – сказал он, – а тут – рядышком. За то и скидка вам… – Вдруг княжич оборвал речь и лицо у него стало… ну таким, что плотник даже испугался. Когда у гридня такое лицо – может и зарубить. С чего только осерчал?

Тут старшина понял, что глядит княжич не на него, а на реку, вернее, на шедший по Десне зимник.

Старшина тоже поглядел… Увидел много-много конных и пеших… Сани там вроде? Купцы, что ли, идут? Или отряд воинский?

Илья увидел больше. И зрение у него было острей, и глаз воинский, опытный. А увидел он такое – впору пожалеть, что нет на вышке припаса для тревожного дыма.

Отряд воинский в два десятка копий и пешцев – под сотню. Это и староста видел. Но Илья заметил след, темный и широкий, говоривший о том, что вышел воинский отряд прямо из леса, а главное – Илья видел не только санный поезд, но и то, что на него напали: и тела на снегу, и даже кровь – красное на белом.

Илья рывком развернул тело, ухватившись второй рукой за оградку. Та пискнула так жалобно, что староста не выдержал и ухватил княжича за пояс, на что тот внимания не обратил.

– Ярош! – грозным воинским рёвом грянул Илья.

– Я тут, господин! – Староста моровский выскочил на подворье, задрал голову.

– Ворог на реке! – крикнул Илья. – Затворяй острог! Собирай всех, купцов с постоялого двора всех сюда! Живо!

Приказал и повернулся к плотнику:

– И твоих сюда. И тех, что церковь достраивают – тоже.

– А может, лучше в лес? – возразил старшина плотников, вспомнив, что дружины воинской в остроге нынче нет. – Спрячемся там…

– Дурень. – Илья не осерчал – на дураков сердиться и обижаться глупо. – Это ж не копченые. В лесу тебя по следу найдут быстрей, чем кукушка прокукует. Сюда всех. И батюшку Димитрия не забудьте. Всё! Белкой – вниз!

А сам продолжал смотреть на реку.

А там кипели недобрые дела. Людей побитых волокли в лес. Одни волокли, другие снежком присыпали следы, утаптывали…

Вскоре на холме, где заместо капища поставили церковь, загудело било. Не колокол. Колокол еще не привезли.

Илья увидел, как ползет людская гусеница с холма к острогу. И еще одна – с постоялого двора. Оттуда – не только люди. Череда саней с грузом. Купец свое тащит, да и Ярош наверняка распорядился: что подороже – под защиту настоящих стен.

Недобрые люди замели следы разбоя и уходили в лес. Но где-то с десяток пешцов осталось, усаживались на сани. Тронулись. Всадники – с ними. Любит Бог Илью: не поднялся бы на вышку, не углядел разбой – взяли бы врасплох. С виду же – обычный поезд из Киева. Таких иной раз по два на дню приходит.