глубокий и низкий голос. Фубля, прям от сердца отлегло. Теперь успеем. А волосы у него, между прочим, ещё чернее, чем у меня! С одной стороны протянулась рука Нари, вложившая поющему Оссэ в ладонь сразу показавшуюся маленькой пол-литровую кружку. С другой — Лики, с фляжкой, которую она не скупясь опрокинула в подставленную ёмкость, наполнив её практически до краёв. Вот не знаю, когда он успел, но к концу песни кружка была пустая. Индолен с серьёзной миной вложила ему в руку печеньку:

— На, зае́шь! Лучше у нас сегодня ничего нет… Знаешь, Оссэ, Гли́рдан сочинил для тебя новую песню, только я слова не все помню. Ты придёшь к нам на новоселье, когда мы построим посёлок? Мы будем очень рады, особенно дедушка!

Да уж, дедушка очень будет рад. Опять поспорит: кто больше выпьет. И чего-нибудь же выспорит! Видимо, морской бог подумал так же, потому что в его чёрных глазах заплескались ярко-голубые отблески.

— Оссэ, как там наши мужики? Успели? — не удержалась я.

— Успеют, — кивнул он.

— Я приглашаю на новоселье в Серебряную Гавань. Надеюсь, к осенним посиделкам всё будет настолько прилично, чтобы мы смогли принять гостей. Приходите все! Ты же знаешь, мы всегда вам рады. Поставлю для тебя специальный бочонок, на травках!

— Такую выпивку грех пропустить! — Оссэ низко засмеялся и от его смеха по корпусу драккара пошла мелкая дрожь, — Ну, говори: что звала?

Вот условности! Всё же он знает — но слово должно быть произнесено!

— Мне надо успеть в Хедебю до начала родов. Помоги?

— Да не вопрос, маленькая кельда! Держитесь крепче!

Оссэ закинул маленькую печенюшку в рот и ушёл своим любимым образом: шагнув в море. Как будто всё остальное недостаточно впечатлило свидетелей!

— Девки, а вот теперь — в трюм! — скомандовала я, — Там, должно быть, тесно и, возможно, душно — но оттуда нас не смоет! Хватайте манатки!!! Бегом!!! Ярл, открывай нам свою гостиницу!

Ветер стремительно нарастал, наполняя полосатый парус. В небесах над нашими головами формировался локальный, прямо-таки точечный шторм. На серебряной глади озера, словно ковровая дорожка, появилась ускоряющаяся тёмно-свинцовая полоса. Драккар, набирая скорость, заскользил по ней всё быстрее и быстрее. Викинги спешно укладывали вдоль бортов вёсла и бросали на нас странные взгляды. Угги подобрал с пола челюсть и распахнул передо мной люк трюма.

Последнее, что я успела услышать, прежде чем крышка захлопнулась:

— Я же говорил тебе!

— Не начинай, Гуннар! Сейчас уже всё равно ничего…

В небе громыхнуло. Люк закрылся, и стало темно.

Девки защёлкали пальцами, вызывая свет. Почти у всех магов, работающих с мелочью, есть это умение — вторым или третьим номером.

— Ух ты, тут ещё люди!

Мда, внизу было тесновато. Среди мешков, тюков и беспорядочно наваленного барахла сидело и лежало человек тридцать — обоего пола и всякого возраста. Настороженные, испуганные, нахохлившиеся… Мужики были все без исключения побиты, некоторые поломаны, а некоторые и порезаны. Бабы… Ну, тут всё понятно.

Драккар тряхнуло, и девчонки бросились устраивать мне гнездо, отложив процедуры знакомства на потом.

Ощущения были, как в набирающем ход вагоне метро, в котором полно дачников с баулами и коробками. Только этот вагон ещё пах морем и время от времени подозрительно скрипел.

— Блин, хоть бы не развалился этот сарай… — пробормотал кто-то из наших. Словно в ответ на эти слова где-то над головой прокатился длинный громовой раскат, в котором явно слышался хохот Оссэ.

По доскам палубы над нами что-то прокатилось. Потом проскрежетало. Корабль накренился на левый борт и что-то грохнуло. Выправился. Из швов неидеально загерметизированного люка потихоньку закапала вода. Корпус стонал и подрагивал. Лихо летим! Жаль, Коле не видит — знатная бы получилась картинка!

Ладно… Я огляделась по сторонам. Если эти люди — из тех, что станут потом нашими, надо бы их хоть малехо привести в порядок.

— Девочки, скажите-ка там: больные-раненые и прочие повреждённые пусть ползут в мою сторону. Тяжёлых, вроде, не вижу. Все дойдут. Элин, иди ко мне. Тебе практика нужна, садись, разбираться будем, пока время есть, — Элин тоже может целить. Это третий её дар, не очень глубокий (не уверена, что она смогла бы сейчас восстановить потерянную конечность, например), но тем не менее устойчивый, подающий надежды на рост и для своего развития требующий практики. Она целила, я контролировала и если надо — чутка корректировала.

Где-то через час мы почувствовали, что драккар начал замедляться.

— Однако, прибываем? — я потёрла поясницу, стараясь уменьшить тянущую боль.

— Похоже на то, — Лика подсела ко мне и заботливо поинтересовалась, — Госпожа, вы как?

Вы вот не удивляйтесь моему состоянию. Роды — процесс не только физический, но и сакральный. И вмешиваться в него (по моему глубочайшему убеждению) можно только в самом-самом-самом крайнем случае. Вот послеродовое состояние подправить — это да, тут я обеими руками «за». А сейчас — только аккуратно помогать, а лучше вообще ничего не трогать. Так что я по-честному терпела все предварительные прелести, не пытаясь по-читерски обезболиться. Пока всё приемлемо и некритично.

— Честно тебе скажу: до какого-нибудь места, где можно лечь, я ещё смогу дойти, а там — всё… Да не дёргайся ты. Восьмой ребёнок. Родим. И не как-нибудь, а вполне отлично.

С ПРИБЫТИЕМ!

Плеск воды резко сменился мокрым шуршанием, потом нас с силой качнуло вперёд, какие-то ящики с грохотом вре́зались в переборки, и наступила тишина. Через несколько долгих секунд по палубе протопали нетвёрдые шаги, люк откинулся, впустив внутрь пару вёдер воды, густой пучок солнца, крики чаек, возбуждённые голоса толпы, кашель и разнообразные мокрые хлюпающие звуки.

— Сперва я! — хмуро объявила Лика.

Она вообще за этот день стала сильно напоминать мне Маэ. Материнский инстинкт, распространившийся ещё и на меня, превратил её в очень агрессивную и подозрительную самку.

— Да нормально там всё! — шёпотом сообщила мне Индолен и заговорщицки махнула ладошкой, — Но пусть посмотрит, успокоится.

— Выходим! — Лика снова занырнула под палубу, — Там снаружи такая толпа!

Ещё бы не толпа! Во-первых, даже просто корабль наблюдатели должны были заметить издалека — у путных же викингов должны быть наблюдатели, правильно? А уж такой как наш, летящий в пятне личного шторма, с громами и молниями, по выделенной морской полосе…

Я выбралась на палубу. Впечатляет. Очень (много раз очень) мокро. Мокрые мрачные мужики отвязываются от скамей. Вижу множество свежих синяков и ссадин. Большинство лишилось красивых рогатых шлемов. Вообще, из того, что было на палубе, осталось только прикрученное и приколоченное гвоздями. Полосатый парус висел красивыми ошмётьями, силуэтом сильно напоминая щедро усыпанную прорехами рубаху. Или тот самый «кафтан дыроватый»? Ну, Оссэ, шутник…

Деревенские, собравшиеся вокруг, откровенно глазели на эдакое диво, задавая угрюмым хирдманам неудобные и подчас ехидные вопросы.

Угги с красивым новым фингалом на пол-лица выпрыгнул через борт — а чего, драккар же почти целиком вынесло на берег, глубоко врезав в мокрый песок. Следом за ним десантировались Гуннар, Вальгард и тот парнишка, что давеча лежал у мачты под овчиной. Все четверо подошли к вовсе уж здоровучему мужику и начали что-то рассказывать, размахивая руками. Конунг, поди. Как его там зовут? Хродвальд. Лохмато стриженый, лицо бритое, только усы длинные, косичками.

Мои эльфийки выбирались друг за другом, оценивали картинку и вполголоса благодарили Оссэ за помощь. Индолен выскочила последней, осмотрелась, уперев руки в бока, и звонко закричала в сторону моря:

— Оссэ!!! Спасибо!!!

С чистого неба щедро и раскатисто громыхнуло в ответ. Гуннар ещё сильнее замахал руками. Конунг уставился на нашу кучку. И Лика решила воспользоваться моментом:

— Я, конечно, дико извиняюсь!!! У вас тут беседа и всё такое. Сходни хотя бы дайте. И госпоже кельде нужно помещение, роды уже близко.

В поясницу болезненно кольнуло, заставив меня сморщиться. Хродвальд в свою очередь сморщился не меньше моего. Да чего там, его просто перекосило:

— Угги, бл*дь! ТЫ КОГО ПРИВОЛОК?!!! — вопль накрыл бухту и эхом отразился от прибрежных скал, заставив толпу испуганно замолкнуть.

Действительно, Угги. Сидела бы я себе спокойно на пляжу, лепила песочные пироги… Но Угги, видимо, до конца не осознал косяк, потому как Хродвальд продолжал разоряться:

— Одна! Только одна женщина во всех пределах Серебряного Озера называет