Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Захар оторвался от созерцания природных красот, глянул на мужиков – напряженных, молчаливых, – усмехнулся, даже головой качнул понимающе, и вернулся к наблюдениям.
И в этот момент неожиданно туман над озером как будто раскололся надвое, словно кто-то невидимый разрезал пушистый торт большим ножом. Две туманные половины повисели несколько секунд в воздухе, а потом очень быстро, в пару мгновений исчезли в ельнике на другом берегу, растворились бесследно.
Захар не понял сразу толком, что он видит – вода не вода, лед не лед, что-то неровное с темными вкраплениями. Он прилип к иллюминатору, уткнувшись в стекло лбом и носом, стараясь рассмотреть. Зрение у него было великолепное, снайперское, недаром его дед научил бить белку в глаз на охоте.
И вдруг он разом осознал, ЧТО видит!!!
Озеро было круглое, почти идеальной формы, промерзшее до самого дна. А лед – странным, прозрачным, и еще более странно в нем преломлялись лучи встающего раннего солнца: без отсветов, без бликов, окрашивая лед в ровный розовый цвет.
А во льду лежали мертвые люди!
Много, очень много: может, сотни, может, и больше, Захару показалось – что тысячи! Почти все – лицами вверх, с распахнутыми в последнем крике ртами и распахнутыми глазами… и все смотрели на него, на Захара, и звали…
«Спаси, приди на помощь, сделай для нас что-нибудь!!!»
Он не отрываясь смотрел, смотрел, смотрел!
В основном мужчины, но были и женщины – зовущие, плачущие, мечущиеся в последнем неизбывном страхе; и он услышал совершенно четко и громко, как они зовут его, умоляют…
– За-а-ха-а-ар!..
Он понял, что ему надо к ним, срочно, прямо сейчас!
Надо что-то делать! Спасать их. Немедленно!
Что-то раздражающе ввинчивалось в мозг, мешало, отвлекало…
Ему немедленно надо к ним. Зовут же! Им помощь требуется, немедленная!
Откуда-то издалека, как через вату, до его сознания пробился голос в наушниках, набиравший силу по мере того, как он пытался понять слова:
– Захар!!! Мать твою!!! – орал во всю мощь голосовых связок командир. – Не смотри туда! Не смотри, утянет! Отведи взгляд, смотри вперед, на горизонт! Захар, не смотри!!!
И – трехэтажно, во всю глотку, с выкрутасами!
– Юра, ходу, ходу!!! Тяни вверх, мать-перемать…
Захар как будто вынырнул из чего-то мазутного, страшно-тягучего, куда, казалось, уже опустился безвозвратно. Почувствовал, как припадочно трясет и кидает вертолет, то стремительно, натужно – вверх, то, ухая, – вниз, как в пропасть, надсадно пищат и пикают какие-то приборы, Иваныч матерится во все горло, поминая всех подряд, а бледный, как полотно, Юрик суетится, что-то судорожно вытворяет руками.
А снизу – зовут, зовут…
– За-а-аха-а-ар!!!
– Держи машину, твою мать!!! – орал на Юру, поменявшего окрас кожи на зеленый оттенок, Иваныч. – Навернемся! Никто костей не соберет!
Захара тянула, тянула странная, почти непреодолимая сила – повернуть голову и снова припасть к иллюминатору, увидеть еще раз, услышать, пойти на зов…
Сцепив зубы так, что эмаль заскрипела, он со сверхусилием, до хруста в суставах пальцев, вцепился двумя руками в переднее командирское кресло и перенес тело вперед – от иллюминатора, от зова, от ужаса – и, как и велел Иваныч, стал смотреть вперед, на горизонт, через лобовое стекло.
Вертолет трясло, кидало и швыряло еще минут десять, но вдруг, в один момент, разом – прекратилось, как отрезало, словно нить, за которую дергали, кто-то перерезал или отпустил: машина выровнялась, приборы замолчали.
Повисла тяжеленная тишина…
Надолго.
Никто из них не сказал ни слова, не переговаривались, не обсуждали ничего – молчали.
Лишь на подлете к буровой Иваныч сообщил диспетчеру, нейтральным, не окрашенным интонациями голосом, что он – борт такой-то – через десять минут прибудет к месту назначения, полет нормальный.
– Вас понял, – перепуганно ответил диспетчер, – до «Юности» десять минут.
«Юностью» называлась буровая, на которую так важно-преважно, крайне необходимо и срочно надо было попасть Захару Игнатьевичу Дуброву в прошлой жизни.
В прошлой.
До Черного Озера. Теперь у него – другая жизнь.
После.
Юру вырвало, как только он вывалился из кабины, Иваныч – бледный, задубевший молчанием, лишь желваки ходили на скулах – на негнущихся ногах прошагал в каптерку, мимо вывалившей навстречу всей бригады буровиков. А Захар, чувствуя себя стариком, которого только что разбил предсмертный паралич, кое-как вылез из вертолета и сел прямо там, на землю.
– За-а-аха-а-ар!.. – все слышалось ему.
Перед глазами стояли молящие зовущие глаза, мешанина вмерзших тел, разорванные криком рты…
К ним кинулись мужики, тормошили, расспрашивали, перепуганные их молчанием, подняли под руки, куда-то понесли.
Он немного пришел в себя, когда обнаружил, что держит в руке полный до краев стакан водки.
– Да что случилось-то?! Мать вашу! – орал вконец напуганный их состоянием бригадир. – Что вы молчите все, как белены объелись?!
Захар осмотрелся, повертев головой по сторонам, увидел сидевшего рядом засуровевшего в своем молчании Иваныча, Юру, лежавшего на кровати – еще зеленого, прикрывшего от мира и расспросов глаза локтем, обеспокоенные лица таких родных, живых-здоровых мужиков-работяг…
Он хлопнул водку залпом, как воду от большой жажды, не чувствуя ни запаха, ни вкуса, поставил на стол пустой стакан и объяснил:
– Вам же срочно надо было, вот мы и полетели…
– Да, блин, конечно, срочно! – драл горло бригадир. – У меня вахта бухает третий день. План летит, начальство меня имеет каждый день, куда ни попадя! Ты мне три дня назад уже срочно нужен был, я ж…
– Через Черное Озеро… – договорил Захар.
И рухнула потрясенная тишина, как тогда, в вертолете, когда выбрались….
– Е-е-е… биться сердце перестало! – протянул кто-то из буровиков ошарашенно.
И вдруг, как отмашку дали – заговорили, загалдели все разом, расспросы-перерасспросы, водки налили, быстро баньку растопили. А как еще! У мужиков вон какой стресс, словно черт их за пятки хватал, спасать надо!
Юрку почти на руках в баньку отнесли. Ну, банька – это громко сказано, так, закуток приспособленный, но топилась исправно, и пар держала как надо! Парились долго, меняясь на венике – ничего, отошли вроде, взбодрились, а водочки махнули – верного русского средства от любых напастей – так и ожили…
Но – странное дело: захмелевший Иваныч и Юрик в деталях рассказывали, как трясло-кидало машину, что там в железе вертолетном отказывало, как чудом не рухнули, перемежая повествование смачным матом и беленькой, но ни они, ни Захар ни полсловом, ни намеком не заикнулись о том, что видели в том озере.